Перемыв, наконец, всю посуду выдохшаяся я попрощалась с суетящимися по всей кухне поварами, вытерла мокрые руки и хотела было с чистой совестью пойти спать (был только вечер, но я уже устала, как собака), когда главный повар меня остановил:
— Постой-ка, уже все готово. На, отнеси повелителю, — Мне бескомпромиссно сунули в руки тяжелый переполненный поднос, источающий изумительные ароматы.
Черт, не успела свалить. Быстрее надо было.
Не смея возражать, я покорно поклонилась, как того требовал здешний этикет, и поплелась к покоям повелителя.
В последнее время я его видела редко и только таким — сутулым, хмурым, сидящим за столом с такой кучей бумаг, что если такие за последние пару дней сложить в одну стопочку, она выйдет выше меня. Внешне держался он все так же твердо и уверенно, и лишь глаза выдавали усталость. Я могла лишь догадываться о причинах: до гарема каким-то образом доползли слухи, что вскоре повелитель отправится в долгий важный поход, что намечается война, требующая много сил — на этом подробности заканчивались. А я, вместо того, чтобы радоваться такому раскладу — отсутствию султана, благоприятной возможности сбежать, наконец, — беспокоилась. Серьезно. Природу этого беспокойства было понять довольно сложно, потому что это это было беспокойство… за султана.
Как я возненавидела в себе эту дурость. Но она оказалась сильнее меня. Почему-то всякий раз, когда я видела его таким — сосредоточенным на пределе сил — мне мучительно хотелось подойти, улыбнуться, сказать что-нибудь такое, чтобы… чтобы… чтобы что, собственно? В общем, как уже говорилось, я совсем перестала понимать себя же.
В этот раз он был мрачен, как грозовая туча, и взгляд, прикованный к какому-то документу, на котором он только что поставил печать, был тяжелее гранитной плиты, и я (которой плюсом поручили еще и сменить постельное белье) ходила по покоям чуть ли не на цыпочках, мысленно уговаривая себя даже не смотреть в его сторону. Получалось плохо — предательские взгляды украдкой то и дело скользили куда не надо.
Когда с порученной мне работой было покончено и я собралась было уходить, султан уже отложил последний исписанный лист, и, разминая затекшую шею, механически потирал плечо — в последнее время я часто замечала за ним этот жест, у него явно болела спина.
На этом моменте какая-то пружинка во мне лопнула, и я сделала то, чего меньше всего ожидала от себя же: отложив белье, будто в трансе подошла к нему, и, неуверенно положив руки на плечи, тихо спросила:
— Позволите?..
Он удивленно посмотрел на меня (тут я не могла с ним не согласиться), но ничего не сказал, только коротко кивнул.
Раньше, когда я была еще подростком, таким образом иногда помогала маме с папой — они много работали и нередко болела спина. Со временем приноровилась делать массажи почти профессионально — им становилось легче, и мама была всерьез уверена какое-то время, что с такими «волшебными руками» я просто обязана поступать на медика. Но не срослось.
«Какой черт меня дернул??» — Спрашивала я, осторожно, но в то же время с силой разминая широкие плечи повелителя. Больше всего меня смущал даже не его озадаченный и довольный взгляд, а собственное чувство удовлетворения, когда я ощущала, что он постепенно расслабляется, разглаживается эта суровая морщинка меж бровей, отступает усталость и напряжение…
А потом… вдруг невыносимо захотелось провести по его широкой груди, по коротким черным, как вороново крыло волосам… Поймав себя на этой мысли, я с ужасом одернула руки и отпрянула, меня будто током ударило. Пробормотав что-то вроде «доброй ночи, повелитель», я стартанула со скоростью света, будто за мной гналось тысяча бесов, но у самых дверей была остановлена коротким «останься».
Я замерла, зажмурилась, и, кажется, даже перестала дышать, медленно повернувшись. Черт, черт, черт. Ну все, капец телепузикам…
Когда заставила себя выпрямиться и поднять голову, не без удивления заметила, что повелитель улыбается, с привычной теплой насмешкой в глазах.
— Ты как удав перед кроликом, — безо всякого ехидства, даже с пробирающей до дрожи теплотой в голосе заметил он, — Я всего лишь хотел, чтобы ты отужинала со мной. — Сказав это, он подошел и приглашающе протянул мне руку.
Мои глаза приняли форму «пять копеек», и я не в силах была вернуть им обычное состояние.
Что, серьезно, что ли?..
Прежде, чем ко мне вернулась способность мыслить связно, моя ладонь уже утонула в его теплой руке. При этом я покраснела, как маков цвет, и это бесило неимоверно. Как школьница на первом свидании, право слово…