Танцовщица и султан (СИ)

На секунду я задумалась. Имея покровителя в лице его величества, я имею возможность не волноваться по поводу леди Мейларас. Но… мне почему-то захотелось отблагодарить ее. За то, что дала мне «имя», за то, что спасла — пусть все это и было сделано в личных целях.

— Если позволите, предпочту не деньги, а просьбу… — решилась я.

* * *

Роксана.

Всю эту неделю повелителя не было в замке, и она прошла для меня без эксцессов — прокатилась колесом одинаковых будней. Работа стала привычной, я выполняла ее практически на автомате, даже появилось немного свободного времени: я научилась чуть-чуть играть на арфе и вышивать крестиком. Совсем как примерная леди. Скука, тоска съедала душу.

Мне отчаянно хотелось, во-первых, прогуляться по шикарному саду, который я так и не изучила полностью, во-вторых, срочно съесть чего-нибудь сладкого (меня по-прежнему кормили безвкусной преснятиной) и кому-нибудь напакостить.

В итоге напакостила я самой себе (ну как обычно).

— Да что ты опять путаешься под ногами? — Обозлился на меня главный повар — успевший изрядно мне надоесть круглый, как колобок мужчина с моржовыми усами, когда я едва не налетела на него с горой старательно вымытых тарелок, — Прочь отсюда. Придешь через полчаса, отнесешь обед.

Привыкшая к подобному я невозмутимо кивнула и, коротко поклонившись, убежала, схватив горстку еще теплых печенек. Султан не обеднеет, а мне очень хочется.

Пробравшись в сад (якобы меня послала туда работать главная тахри), я преспокойно гуляла по мощеным дорожкам, любуясь необыкновенными цветами, источающими одуряющий аромат, и, жмурясь от удовольствия, вдыхала полной грудью чистый воздух, поедала вкуснейшие печеньки в шоколаде, слушала мелодичное пение птиц, а потом…

— А ну стой, — Знакомый властный голос заставил меня замереть и подавиться очередной печенькой, — Что это ты здесь делаешь, илври, когда должна работать? — Подходя ко мне, со все возрастающим подозрением щурилась главная тахри, — Что это у тебя?

Смысла скрывать печенья не было, она их уже сделала. Все, что я могла — это состроить лицо честного еврея с виноватыми щенячьими глазками.

— Ах ты бесстыдница, — Видимо, возмущенная до глубины души, возопила страшным голосом эта старая стерва, — Воровать с кухни вздумала, да? Я так и знала, что ты вшивая воровка. Стража.

От этого визга я вздрогнула и сжалась, мечтая превратиться в пылинку. За всего один чертов месяц я столько насмотрелась на эти жуткие средневековые наказания, что лучше бы еще раз день в открытом море с каким-то обломком поплавала, чем почувствовала это на себе.

Когда услышала топот ног подбегающих стражников и осознала неотвратимость последствий, стало так жутко, что я совершила самый глупый из возможных в такой ситуации поступков: я… бросилась бежать. Причем бежать очень быстро, попутно запихивая в рот оставшиеся печеньки: если уж все равно придется пострадать, так пусть хоть будет, за что.

Поэтому спокойно работающие в тот «веселенький» день садовники имели возможность лицезреть такой вот «квест»: бегущая со всех ног я, с безумными глазами, хомячьими щеками, перемазанными шоколадом и с набитым ртом, позади, ненамного отставая, ничего не понимающая стража из четырех мужчин, ну а после них — награждающая меня красочными эпитетами пожилая тахри, причем бегущая на удивление прытко для своего возраста.

Неизвестно, сколько продолжалась бы эта трагикомедия, если бы снова не случилось это.

Запыхающаяся, сносящаяся все на своем пути как локомотив я на очередном повороте врезалась в повелителя, спокойно идущего к замку, явно только с дороги, при этом чуть не сбила его с ног. Снова.

— Милая традиция. — Усмехнулся он, удержав испуганную, тяжело дышащую меня в вертикальном положении, а затем, разглядев мою злобную хомячью мордашку… расхохотался.

Под его веселый, слегка издевательский смех я угрюмо дожевывала печенья, и такую картину маслом застали сначала стражи, а потом и тахри. Все пятеро бессловесно замерли памятниками самим себе, с огромными такими глазами, будто смеющийся султан — это нечто из ряда вон выходящее.

— Что здесь происходит? — Подавляя «кашлем» смех спросил султан.

— Повелитель… — удивленно моргнув, первой отмерла тахри, низко поклонившись, — эта… илври, — злобный взгляд на меня и тщательно замятое нехорошее слово вместо последнего, — …пользуясь тем, что работает на кухне, ст… украла сладости, предназначавшиеся вам. Я всего лишь хотела наказать нахалку.

Хмыкнув, султан поджал губы, явно таким образом пытаясь сдержать смех — ибо глаза его смеялись, вопросительно взглянул на меня.

Я не знала, что сказать. Можно ли подобрать оправдание такой глупости? Вряд ли.

— В гареме кормят непонятно чем. Хоть бы раз дали сладости, или хотя бы фрукты. — Стушевалась я, понимая, как глупо звучат эти детские оправдания.

— Кхм… ясно. — Повелитель глубоко вздохнул, сдерживая рвущийся наружу смех, и уже спокойно добавил, обращаясь к тахри и страже: — можете идти.

Стража послушалась сразу: поклонившись, воины удалились, а вот тахри осталась стоять на месте с глубоко оскорбленным видом.