То, КАК это было сказано, открывало передо мной перспективы очень большой ж… больших проблем. Тем более, что я могу только догадываться, что там написал Гард. И если вдруг…
— К… какое письмо? — Сделала испуганный шажок назад, почему-то не в силах не любоваться стихийным пламенем в его глазах.
Сумасшедшая…
— То, которое тебе передали сегодня в саду, — Он неумолимо наступал, заставляя сердце рваться из груди от страха и… от страха. Ничего другого во мне не может вызвать сейчас его близость, ведь верно?
— О чем вы, повелитель? — Лепетала я, вновь отступая и быстро бегая глазами, — Никто мне не передавал писем…
— Роксана… — В его голосе появилась искушающая хрипотца, но предупреждающие рычащие нотки никуда не исчезли, а через мгновение я поняла, что он загнал меня в угол. В прямом смысле.
И вдруг все опасения как ветром сдуло… Я, как помешанная, не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, как близко его губы сейчас, как по телу пробегают тысячи молний от его близости и горячего дыхания совсем рядом. Совсем перестала понимать, что происходит, и лишь поймала себя на абсурдной мысли, что отдала бы многое, лишь бы этот момент длился как можно дольше. Казалось, даже кровь в венах мгновенно превратилась в кипящую лаву от одного его взгляда.
«О Боже, да что со мной?» — Ужаснулась, пытаясь одернуть себя. Но последние остатки разума испарились, стоило ему только вновь прошептать, но только совсем иначе:
— Роксана… — Одно легкое, дразнящее прикосновение пальцев где-то в районе декольте заставило вздрогнуть и затаить дыхание от мощного наплыва чувств.
«Вот черт. Заметил…» — Возмутилась я, лишь какой-то маленькой частью незамутненного этим дурманом сознания поняв, что у меня бессовестно изъяли записку.
Он вновь нарочито медленно отстранился, с той самой нахальной ухмылкой, от которой всегда хотелось то ли сбежать, то ли стереть с его лица любым способом. Чуть отвернувшись, он развернул записку, но я, охваченная ужасом, как обычно сделала то, чего сама от себя не ожидала — взялась отвлекать внимание немного… нетривиальным способом.
Поцеловала его…
Как и ожидалось, это было последнее, чего он ожидал от меня в этот момент. Я даже не успела распробовать вкуса его губ — быстро выхватив записку, и, не дожидаясь, пока он придет в себя, еще быстрее развернулась и кинула ее далеко за перила террасы.
Фух. Ищи теперь иголку в стоге сена.
Но, почувствовав, как «неласково» меня схватили за горло, снова прижав к стене, поняла, что кульминация апокалипсиса только приближается.
— Тебе не говорили, что с огнем играть опасно?
Сглотнув комок в горле, я молча молилась всем богам.
— Кто бы он ни был… его ждет не самая приятная участь. За один лишь взгляд в твою сторону… Осознаешь это?
Я удивленно распахнула глаза. Что? Он не знает, что это Гард передал мне записку?
— Я не ваша игрушка. — Прозвучало это тихо, зло, но достаточно жалко. Голос отчего-то срывался.
Легкая, полуиздевательская ласка вызвала предательскую волну мурашек по телу и его усмешку.
— Нет, не игрушка. Иначе давно была бы наложницей.
Здорово. Спасибо за откровенность.
— И почему же? Чем же я удостоилась такой милости? — Нарочито пренебрежительно хмыкнула я, скрывая внутренний трепет.
Он улыбнулся.
— Потому что хочу, чтобы ты пришла ко мне сама.
Хотелось бы недоверчиво улыбнуться в ответ и сказать «мечтать не вредно — вредно не мечтать», но прикусила язык, вспомнив, чем это обернулось по итогу в прошлый раз. М-да, не умею я держать слово… Тьфу, хоть бы в этот раз не сглазить.
— Зачем тебе я? — Прошептала, — Уверен, что я когда-нибудь привыкну к такой жизни взаперти? Что я прощу тебе то, что ты меня здесь запер? Так поступают с игрушками — сломал-починил, всего-то… Так что мог бы хотя бы не лгать.
— Почему же ты не говорила всего этого при прошлых наших встречах? — Выгнул бровь он, — Потому что сама знаешь, что это не так.
— Ты умеешь путать мысли, — признала очевидное я, — Пытаюсь свыкнуться, обжиться, понять тебя, но никогда не получится. Никогда.
— То есть все это время ты пыталась только подстроиться под ситуацию? — Что-то, скрытое за пустой улыбкой мелькнуло и исчезло в его уже ледяных глазах. — Хорошо. Можешь идти.
Ко мне неоднозначно повернулись спиной, и, машинально поклонившись, как того требовал этикет, я ушла. И мне бы радоваться, что меня не казнили, не посадили в темницу, но…
Дыра в груди стала огромной невосполнимой бездной.
— Эй, ну хватит уже, — Со смехом воскликнула янтарноглазая Гизем, когда я с отсутствующим видом лежала в ташлыке, — Портишь нам все веселье своей унылостью.
Оказывается, они все уже минут пять дрались подушками, и мне тоже прилетело — для бодрости…
В итоге весь ташлык оказался заваленным перьями, а виновной главная тахри почему-то назначила меня. Вступаться никто не стал, и, всыпав мне десять ударов по пяткам (от чего я еще пару дней точно буду передвигаться разве что ползком), меня закинули сюда, в эту «уютную» камеру. И вот я, чтобы отвлечься от размышлений, считаю капли… уже незнамо сколько времени.
Веселенький день, ничего не скажешь…