Танцовщица и султан

Я продана — это во-первых. Понятия о восточных рабынях у меня были вполне определенные: либо ты служанка — готовишь, стираешь, убираешь, и так всю жизнь и бесплатно, или ты наложница — живешь, как сыр в масле катаясь, но при этом исполняя любую прихоть господина. Я бы с превеликой радостью предпочла первое, но, судя по тому, сколько денег за меня отдали, моего мнения не спрашивали.

Гард каким-то "чудом" оказался первым советником султана — это второе. Возможно, если бы я узнала это в любой другой момент, у меня было бы куда больше эмоций по этому поводу, но не сейчас. Не тогда, когда сломалась, как соломинка, моя жизнь. Тем более, что не похож он на обычного зажиточного торговца, я это всегда знала, и в тех богатых одеждах он смотрелся чуждо для меня, но органично. Словно родился в них.

Вопрос: Зачем тогда он приезжал в Тарисхон, зачем ему нужна была я? Не мог же он сделать такую карьеру за чертов год? Или мог?.. Может, это и стало причиной того, что он ушел? Но почему? Я ведь могла поехать с ним. Или в новой жизни я ему просто оказалась не нужна… Но зачем он тогда сейчас пытался выкупить меня? Себе в гарем? Освободить?..

Мысленно чертыхнувшись, едва удержалась от того, чтобы хлопнуть себя по лбу: Господи, меня В РАБСТВО ПРОДАЛИ, а я, дура, о мужчине и о его мотивах размышляю. Пусть и о любимом мужчине… "Некогда любимом" — тут же осекла саму себя.

Отбросив лишние мысли, пыталась вспомнить все, что знала о гареме. Существует много точек зрения: некоторые считают, что это некий рай на земле, где прекрасные девушки купаются в золоте и шелках, дни напролет занимаются только тем, что едят, пьют, спят, ублажают господина и ходят беременными. Иные полагают, что это место со строгой иерархией, дисциплиной и системой поощрений и наказаний. Я лично склоняюсь ко второму.

А наказывают в гареме мастерски: лишением ужина или денег (меньшая из зол), кнутом (лишь рассекающим кожу или выдирающим куски мяса), фалокой (палкой по пяткам), темницей (это уже испытано, то еще "удовольствие"), или — мешок на голову, камень на шею, и в море (все что угодно, только не это — нахлебалась досыта…). В зависимости от тяжести преступления.

Но это лишь теоретически, плюсом все эти непроверенные знания были приобретены в другом мире, так что здесь их соответствие действительности вдвойне под вопросом.

Одно я знала наверняка: здесь скоры на расправу. Долго и открыто быть "гордой непокорной героиней", как в романах, вряд ли получится, жить хочется. Но и через себя переступить… я не смогу. Так же, как и оставить все как есть.

Как в такой ситуации исхитряться — даже представить себе не могу.

Почувствовав чье-то прикосновение, я вздрогнула и едва удержалась, чтобы не вскочить. Оказывается, я так погрузилась в размышления о бытие нашем бренном, что не заметила появления "хозяина". Это ж надо умудриться.

Он с ухмылкой перебрал в руках жемчужную нить, удавкой висящей у меня на шее.

— Украшение должно сиять. — Улыбнулся он, хотя скорее оскалился.

О да, пикап-мастер. Назвать девушку вещью, хоть дорогой и красивой — прекрасный комплимент, лучше не придумаешь.

Я сглотнула вязкий комок, застрявший в горле, силясь не поморщиться от омерзения и не зажаться в самый дальний угол. На те слова, естественно, я ничего не отвечала, только отводила глаза. Небось, из-за этого подумал, что я скромница, вот только если я посмотрю а него — боюсь, не выдержу и не по женски ударю кулаком в эту наглую рожу. Он, тем временем, не спускал с меня испытующего взгляда, словно ища ответ на какой-то вопрос, а потом накрутил жемчужную нить на кулак, будто вознамерившись задушить, а другой рукой грубо схватил за подбородок, заставив поднять глаза.

— И что же связывает мою новую рабыню с первым советником султана? — Обманчиво сладко поинтересовался он, и этот тон профессионального маньяка пугал меня до дрожи, — Вряд ли он стал бы так распаляться только из-за красивого личика.

"Красивое личико" едва удерживалось от того, чтобы плюнуть в личико не столь красивое со всей злобой, на которую способно.

— Отвечай. — Холодно приказал он, не сводя с меня глаз, и грубые пальцы на подбородке так сильно впились в кожу, что ответ мой был не без змеиного шипения:

— Не понимаю, о чем вы… господин.

С секунду смотрел так же испытующе, а затем, наконец отпустил, усмехнувшись:

— Посмотрим. В любом случае, деньги, что я за тебя отдал, ты отработаешь мне сполна.

Как меня не стошнило от этих слов — понятия не имею.