Танцовщица и султан

— Да, одну. И я исполнил. — "Когда это?" — подмывало меня ехидно спросить, но заткнулась. Все верно — я попросила его о помощи…

— Вот уж не думала, что вы настолько низки, — Не сдержавшись, процедила я, — И зачем я вам вдруг понадобилась? У вас огромный гарем.

Его взгляд вдруг так потяжелел, что, казалось, раздавит хрупкую меня. Султан сделал всего шаг, и я не заметила, как начала медленно отступать — словно кролик перед удавом…

— Забываешься, — обманчиво-мягко произнес он. — Что до остального, — проведя по щеке, он приподнял мой подбородок, заставив поднять взгляд почему-то стушевавшуюся меня — это не составит труда понять, Роксана… — Мое имя из его уст прозвучало так что мурашки поползли по телу, и… о боги, я во всех подробностях вспомнила недавние сны.

Черт, да что со мной?

— Можете запереть меня здесь, но вашей я не буду. — Отпрянув, словно от огня, прошипела я, зло сверкая глазами.

Он улыбнулся, обнажив ряд жемчужно-белых зубов, и склонился ко мне — так, что дыхание опалило шею — и мои ноги словно приросли к месту.

— Ты уже моя.

Я вспыхнула, как подожженный факел.

— Мечтать не вредно — вредно не мечтать. — Елейным голоском произнесла я знаменитую фразу. — А покои фавориток засуньте… заберите себе.

Он невозмутимо пожал плечами, и в теплых глазах опять плясали смешинки:

— Как пожелаешь.

— Все, чего я желаю — оказаться сейчас от вас подальше, по возможности подарив пару пощечин на прощание. — огрызнулась я.

Вот черт. Мне не было особо страшно, когда "хозяин" угрожал, приложив затылком об стену, а этому стоит только посмотреть таким вот жутким взглядом, и меня размазывает тонким слоем, и я начинаю куда-то убегать, как…

— Снова забываешься. Помни, с кем разговариваешь, поверь, тебе же будет лучше. — В его голосе хрустел лед. Он снова сделал шаг вперед, а я — на голом инстинкте — три назад, и по его губам скользнула усмешка. — Знаешь, все мужчины по природе охотники. Когда женщина так убегает — возникает желание поймать.

Мне всерьез хотелось при этих словах почувствовать такое же отвращение, как к "хозяину", но его не было. Не было, и все…

Дура, что с меня взять.

Отвернувшись, быстрым шагом пошла назад, будто гонимая демонами, но дверь захлопнули прямо перед носом, прижав к ней же, поймав в ловушку.

Безумное сердце забилось быстрее — не от страха. От этой близости, взгляда…

Черт, ну это уже совсем ни в какие рамки…

— Я тебя не отпускал.

— Мне сейчас противно вас видеть. — Честно и с чувством призналась я, — Надеюсь, вы позволите мне такую приятную малость, как уйти? — Прежде чем я потеряю терпение и расцарапаю тебе лицо — так и хотелось добавить мне.

Он молчал, потому, оттолкнув его, я быстро выбежала из покоев.

И поняла, что влипла, как никогда.

* * *

Порой, как, например, сейчас, мне кажется, что нет ничего глупее, чем вера в людей. В теории знаем, что все мы разные, но на практике судим всегда со своей колокольни, и потому люди никогда не оправдывают лучших надежд. А кого обвинить в том, что это приносит такое болезненное разочарование? Никого, кроме себя, ну и, может быть, природы — потому что обделила мозгами.

Первое время гнев, злоба и равнодушие сменяли друг друга, пока я силилась понять: почему так остро реагирую на вполне ожидаемые поступки и почему они совершены именно так, а не иначе?..

Едва вернулась в гарем — злая, как фурия, меня "обрадовали" новостью, что со следующего дня я буду одной из личных служанок повелителя.

В гареме у таких девушек было двоякое положение: с одной стороны, они были такими же рабынями, как и остальные, тоже могли стать фаворитками, но до этого оставались служанками, выполняющими сто функций сразу. Таких девушек обычно немного и они на вид довольно невзрачные, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Сама накаркала.

Гарем повелителя, как и запомнился мне, был намного больше и богаче, чем гарем "хозяина", девушки в нем — ухоженнее и красивее. Высокий сводчатый потолок, причудливые узоры с позолотой, легкие дупаты, скрывающие всеобщую спальню, маленькие столики, уютные софы, красивые окна. Создавалось ощущение торжественности, и в то же время уюта.

И снова на меня налетели толпы девушек, будто куры на корм.

— Ну и кто ты у нас такая? — Спросила нарядная рыжая с хитрыми янтарными глазами, — Кажется, я тебя где-то видела раньше…

— Уж не ты ли та дама, что побывала тут не так давно? — Вставил кто-то.

Я только сухо кивнула.

— М-да, неразговорчивая, — прицыкнув, подытожила рыжая, сочувственно глядя на меня, — Давайте не будем пока приставать. Помните, в каком состоянии сами сюда прибыли? Захочет — сама расскажет.

Спасительница.

Подняв голову, я благодарно взглянула на нее и благодарно улыбнулась — все, на что способна. А потом ненадолго осталась одна.

Ни слез, ничего подобного, больше не было. Был только праведный гнев и мрачная решимость действовать наперекор — судьбе, чужой силе и власти. Сказал султан, что я теперь "его"? Ну это мы еще посмотрим. "Во мне всегда жила страсть противоречить", как говорил Лермонтов. Хотел русской любви — получит в полном объеме. Пусть только потом не жалуется.