Не нужно вестись на шаблоны про
Не нужно думать, что жертвы – это благородно. Не благородно. Потому что жертвы не обмениваются ни на что, кроме вежливой жалости или равнодушного потребления. Не нужно верить, что из всех склеенных чашек можно продолжать пить. Не нужно надеяться, что удержать и сохранить – это всегда победа. Очень часто – разгромное поражение или Большой Театр Самообмана.
История каждой жизни уникальна, и невозможно даже один и тот же факт рассматривать через одну и ту же призму.
Психологически здоровая жизнь содержит в себе не только то, что мы сберегли, но и то, от чего мы отказались. Честности признать это всем нам!
Прощение не должно опережать раскаянье. Если мы хотим что-то продолжить после причинения боли, а не формировать ущербный зависимый сценарий, то не должно. Нам говорят, что главное – это простить, и не важно, просили ли нас об этом. Вроде бы как для себя. Но, быть может, это, наоборот, предательство себя, друзья мои? Запрет на признание правды, в которой мы поруганы чужими поступками и словами.
Если мы прощаем того, кто причинил нам боль, но не поспешил признать этого, раскаяться, исправить ситуацию и по-настоящему сгладить вину, то к чему ведет такое великодушие? И великодушие ли это или просто страх потерять, молчаливое согласие на возможное повторение, откровенное обесценивание себя? Улучшатся ли наши отношения, если один в них получит подтверждение того, что с другим вот так можно и ничего особенного он, как оказалось, не совершил, а другой накроет своим, прямо скажем, трусливым благородством его безнаказанность и будет думать, что такая цена необходима для видимости мира и внешнего благополучия?
Не уйдем ли мы в глухое лицемерие по отношению друг к другу и разрушение того хорошего, что когда-то нас сблизило, если будем думать, что понять и простить – это единственное, что требуется, чтобы спасти ситуацию?
Право не прощать – это отказ искать оправдание обидчику, и оно вовсе не означает, что непростивший будет пожизненно вариться в кипятке из обиды. Это означает, что он изымет из своего эмоционального и физического пространства того, кому не хочет давать шанс на продолжение.
Есть и право простить. И дать сколько угодно шансов. Но в одностороннем порядке это зависимость и невроз, а никакая не любовь.
Среди нас не водится идеальных людей, и все мы в тот или иной момент можем причинить друг другу боль. Но не нужно быть идеальными для того, чтобы научиться говорить об этом, признавать, просить прощения, исправлять свои проступки.
Если же мы, причиняя боль, надеемся лишь на то, что нас простят автоматически, и становимся уже постоянными источниками боли для своих близких людей, то никакое прощение не превратит нас в тех, с кем хоть кто-нибудь сможет быть счастлив.
Дайте человеку время на раскаянье, не спешите сгладить его отсутствие своим прощением.
Если же раскаянье ему ни к чему, то постарайтесь как можно честнее ответить на простой вопрос: к чему вам он?
Надо! Надо! Надо!.. Надо есть мороженое, пить искрящееся шампанское, взрывать во рту тугие мандариновые дольки…
Надо ехать туда, куда получится, но тогда, когда захочется. Надо отпускать на свободу своих внутренних отличников, жмущихся в ожидании оценок и живущих лишь тогда, когда похвалят… Надо научиться жить в своем теле, не сравнивая его с другими, и с удовольствием выбирать сумасшедшего цвета майки и хулиганские сарафаны, наплевав на тетенек и дяденек, отчего-то решивших, что именно они знают, в чем вам будет хорошо.
Надо начать чувствовать, выкинув на помойку свой трусливый страх перед болью. Боль – всего лишь признак жизни. Признак смерти – отказ от чувств. И эта смерть случается задолго до ящика с ограниченной площадью.
Надо мыслить настолько свободно, чтобы не вторгаться на территорию чужой свободы. И быть настолько занятым собственной жизнью, чтобы не инспектировать чужую.
Надо – это не приказ, друзья мои. Надо – это вопрос.
Поставьте его в конце каждого моего предложения и честно ответьте себе – действительно надо? Или нет? Нравится – или нет?
Мы теряем себя, когда отчаянно пытаемся поспеть за всеми. И мы становимся хронически несчастными, парадоксально гоняясь за счастьем.
А где оно еще, если не внутри нас?
Так куда бежим?
Подруга звонит вечером. Жалуется, что еле высидела до конца нашумевший фильм. Чуть с ума не сошла. Спрашиваю, почему не ушла. Ответ – неудобно.