Танцующая на ветру

Пока мы ехали до города, я решала, куда нам пойти сегодня. В общежитие – вряд ли. Тетя Даша привяжется, мимо нее не получится провести Любу. Из вредности привяжется. Куда-нибудь начнет звонить… Но ведь где-то надо переночевать…

– Так. Сегодня узнаем, когда прием у прокурора, и пойдем к нему… Или завтра. Сегодня ноги мокрые, уже нет сил. Куда тебя девать? – Я шутливо пихнула Любу, а она не удержалась на ногах и чуть не упала, Веселухин вовремя ее подхватил.

– Что же нам делать?

Мне пришла хорошая мысль в голову. Надо посоветоваться с Виктором Сергеевичем. Ведь он наверняка знает все законы. Только как избавиться от Паши? Нужно ему что-то поручить.

– Можешь сходить в мое училище? И сказать куратору, что я сегодня не приду. – Я взглянула на Любу. – По семейным обстоятельствам.

Ну ведь это правда! Сначала папа помешал пойти – а он мой родственник. И Люба мне как родная сестра.

– Да наплюй! – ответил мне Веселухин и вдруг по-хозяйски попробовал обнять меня. – Я это… часто не хожу.

Я плечом сбросила его руку, но при этом дружелюбно улыбнулась.

– А я занятий не пропускаю. Я спросила – ты можешь сходить?

Веселухин подумал.

– Могу. Но не хочу.

– Ясно.

К Виктору Сергеевичу пойти не удастся, позвонить ему тоже не очень – Паша начнет лезть, прислушиваться, взбеленится… Тогда пойдем к отцу Андрею. Он тоже знает законы. Правда, он знает в основном законы нравственные и божьи, а вот есть ли такая статья, которая может позволить мне взять к себе жить Любу, он может и не знать…

Ничего не объясняя, выйдя из автобуса, я отправилась в сторону церкви.

– Руся, Руся… А мы будем что-нибудь есть? – спросила меня Люба, виновато поглядывая снизу вверх.

– В смысле? Ты что, не пообедала?

– Нет. Я же за тобой побежала…

– Черт…

Конечно, надо было и нам напроситься на обед… Я как раз принюхалась, чтобы понять, чем же таким ужасным пахнет из столовой. Тетя Таня, с которой дядя Гриша собрался на Алтай, готовит очень плохо. Всегда, любые блюда. Возможно, ей выделяют на наших плохие продукты, но она и кашу, и макароны варит плохо.

Паша тоже голодными глазами сейчас поглядывал на витрины магазинов и кафе. А нам, как нарочно, попалась булочная, булочная-кафетерий, пельменная и какая-то забегаловка, на которой были нарисованы бутылка с кривой рюмкой и написано: «Захади! Непожелеешь!» Я так и не поняла – шутка ли это или такой безграмотный художник, оформивший витрину в стиле наивного примитивизма, очень похоже на плакаты начала прошлого века, когда тоже не было понятно – кто шутит, а кто просто безграмотный.

Я оставила Пашу с Любой на улице, вернулась в булочную, купила хлеба и разломив батон на три неровные части, раздала его. Паше – больше, нам с Любой по половинке оставшегося. Паша мгновенно все съел и стал смотреть, как Люба откусывает хлеб и, не жуя, проглатывает. Да, хорошая у меня компания…

– Это, Руся… Я щас… – Паша вдруг стал оглядываться, раз, другой… Потом, ухмыляясь, куда-то быстро ушел.

Через пару минут он вернулся и принес большую бутылку минеральной воды. Паша открыл на ходу воду, отпил и протянул Любе. Та тоже стала жадно пить.

– Где ты это взял? – удивилась я.

– Так это… там… дверь открыта в подсобку, – кивнул Паша.

– Ты воду стырил?

– Ну да. А чё?

– Ничего.

– Пей! – Паша протянул мне бутылку, отобрав у Любы.

Я покачала головой.

– Неа. Не буду.

– Она не хочет! – объяснила Люба Паше, ни на секунду не отпуская меня.

Удивительно, ведь она жила полтора года без меня, повзрослела за это время, да и когда я была в детском доме, она так неотступно за мной не следовала. Наверно, сейчас она так испугалась дальней поездки, расставания со всем привычным, что ухватилась за меня как за единственное родное и близкое.

– Почему? – пожала я плечами. – Я тоже хочу пить. Просто ворованное пить не буду.

Паша смотрел на меня непонимающими глазами.

– Ты знаешь, что за бутылку воды тебя с удовольствием посадят? Ты что, вчера родился? Не помнишь, как к нам Надю привезли, которую чуть не отправили в колонию для несовершеннолетних за то, что она все время ела что-то в продуктовом?

Паша отмахнулся.

– Паш… – Я положила руку ему на плечо. Паша сразу разулыбался и потянулся ко мне. – Подожди. Я не хочу, чтобы ты в колонию попал, понимаешь? Вода ничего не стоит. Взял бы у меня тридцать рублей.

– Нет! – рявкнул Паша. – Нет! Я тебе что хочешь украду.

– Ладно. Проехали. Я тебе не мамка. Как, кстати, твоя мать? Ничего о ней не знаешь.

– Умерла в прошлом году, – неохотно сказал Паша.

– Умерла? И ты мне ничего не сказал?

– А чё говорить? Я ее это… не видел… с пяти лет.

– Откуда знаешь, что умерла?

Паша долго думал, говорить или нет, поглядывал на меня, кряхтел, потом все-таки сказал:

– Мы это… с Дахой ездили к моим…

Паша – не сирота, у него оба родители – алкоголики, лишенные родительских прав, я это давно знала.

– А отец как?