Танцующая на ветру

К тому же история говорит о том, что тех, у кого более высокая духовность, моральные ценности, часто побеждают грубые варвары. Вот как, к примеру, англичане завоевали Индию, сделали из нее бесправную колонию. А потом с удивлением обнаружили, что у местного народа есть какая-то древняя история, литература, написанная, когда их собственные предки только что разбили последний римский легион, и что язык, на котором говорят их слуги, имеет с английским общие корни, да еще такой сложный, что выучить его просто так, как английский, не получится. Сложное написание, сложные грамматические правила. И чтобы понять их, нужно мыслить по-иному, а не то что запомнить и свободно употреблять. В английском слова не изменяются – никакие, ни существительные, ни глаголы, ни прилагательные, рода не имеют, слова в основном короткие, одно- или двусложные. Язык примитивный и очень соответствует категоричности и ограниченности мышления его носителей. Когда я сказала об этом своем наблюдении преподавательнице английского языка, ей стало плохо. Я потом пожалела, что сказала, потому что ей ведь было бы трудно всю жизнь преподавать язык, не любя его. И она его очень любит, как, наверно, все англичанки, у нас в школе так же было.

Вот этот удивительный парадокс я поняла, читая русскую литературу. Духовность – это высшая ценность. Только жить с этой ценностью сложнее, чем без нее.

Об этом я тоже пыталась поговорить на занятии, но поскольку русский и литературу у нас ведет Тетёрка, то она, в отличие от англичанки, не расстроилась и не пила успокоительные капли, а наорала на меня и сказала, что если я буду так много думать, то у меня вылезут остатки волос. Почему «остатки» – непонятно, у меня нормальные волосы, не жидкие, для русых даже вполне густые. Но я услышала ее, растерялась и замолчала. Наверно, на это и был расчет. Хотя почему Тетёрка вдруг так обозлилась, я не поняла. Может быть, она не знала ответа? Многие учителя болезненно воспринимают такие ситуации и стараются отомстить тем, кто поставил их в неловкое положение.

Хотя мне кажется, что ответа на этот вопрос не знает не только Тетёрка, а никто в мире. Это один из вопросов, которое каждое новое поколение начинает разгадывать с новым задором. А как бы было неинтересно жить, если бы мы знали всё о тайнах и парадоксах нашей жизни. О борьбе добра и зла. О Создателе. Об эволюции. О Вселенной. О том, почему некоторые из нас белые, а некоторые имеют другой цвет кожи – черный, коричневый, желтый, красноватый и даже зеленоватый, как аборигены Австралии. Вот встала я утром, всё знаю, думать мне не о чем…

Некоторые, правда, и не хотят ничего знать и о таких проблемах не думают. Вообще ни о чем не думают. Мой старый друг Паша, например.

– Черт… – Паша обернулся. – Точно кто-то есть…

Мы остановились. Мы уже практически дошли до поселка. Я посмотрела на часы, скоро будет автобус, который едет до города. Может быть, я даже на последнюю пару еще попаду, если успею на автобус.

– Давай быстрее, – подтолкнула я Пашу.

И мы побежали к автобусу, до которого оставалось метров четыреста. Я очень хорошо умею считать расстояние, каким-то непонятным органом чувств знаю – вот я прошла сто метров. Метр – это мой шаг, когда я иду очень быстро, я когда-то померила. И получается, что кто-то или что-то внутри меня считает мои шаги (я точно не считаю!) и, когда я прохожу сто метров, кто-то запоминает: «Раз». Потом – «два», «три»… «тринадцать»… Потом сообщает мне: «Ты прошла… около полутора километров…» У меня в телефоне есть карта, можно посмотреть и убедиться – да точно, километр триста.

Мне бы очень хотелось знать, как это происходит в моей голове. Как будто есть сознание бытовое, обычное, о котором я знаю, и еще одно, гораздо более сложное, законы которого от нас спрятаны. Кем? Чем? Почему? Может быть, потому что есть вещи, о которых человеку знать не нужно? Узнавая их, человек использует их во вред – и другим, и даже себе. Как было с расщеплением ядра атома. Не столько пользы от атомных электростанций, сколько вреда и опасности, постоянной, ежесекундной от них самих и, главное, от ядерного оружия. Неужели средневековая церковь, тормозившая прогресс и развитие науки, каким-то образом знала о страшной опасности, которую могут принести человечеству научные знания?

Историк в училище, с которым я поделилась этим размышлением, так хохотал, что не знаю, кому было хуже – англичанке, услышавшей мое предположение, что примитивность английского языка говорит об ограниченности мышления их носителей в массе своей, или историку, который потом долго пил воду, смеялся, говорил: «Ну, ты, блин…» – и все смеялся и смеялся. Мне казалось, что ему давно уже не смешно, просто он не знает, что ответить, чтобы не выглядеть дураком.