– В школе многим литература не нужна.
– Ладно, – директриса хлопнула руками по столу.
Я загляделась на ее красивый, необычный маникюр – прозрачный, с белыми краешками и блестящими камнями, неровно рассыпанными по поверхности ногтя затейливым узором. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…» Я вздохнула и спрятала свои руки. Но при этом подрабатывать уборщицей не получится. Перчаток не напасешься. И в них не все удобно делать.
– Хочешь получить красный диплом – учись. Работу исследовательскую будешь писать?
– Буду.
– Хм… – Директриса хмыкнула, но не зло. – Даже не спрашиваешь какую?
– Будет же выбор, я думаю, – осторожно заметила я.
– А в конкурсе областном принимать участие будешь?
– Буду. Если будет, что на конкурс представить.
– Может, тебе лучше на государственное управление поступать? – задумчиво проговорила Нелли Ивановна. – У тебя задатки хорошие… Так… – Она черкнула что-то на моем заявлении. – Номер поставь в канцелярии. И давай зачетку.
Я не очень уверенно протянула ей зачетку. Она расписалась и вернула мне зачетку. Там стояло «отлично».
– Спасибо… – сказала я, стараясь скрыть свое удивление. Я на пару нереальных вопросов не ответила, да и бред сказала насчет кормилицы Годунова…
– Иди. Если что, приходи ко мне. У тебя кто куратор?
– Тетерина.
– А-а, ясно. То-то я думаю, почему я про тебя не знаю… Подожди… Ты же – детдомовская? Которая… – Она замолчала.
И я не поняла, что хотела сказать директриса. Что я хорошо учусь, отлично сдала первую сессию? Но там особенно сдавать нечего было. Или что у меня был скандал в школе? Об этом гудел весь поселок, писали в Сети, когда я попала в больницу. Вульфу, после того как она полезла ко мне драться, отправили «отдыхать» до конца года, она взяла неоплаченный отпуск, но ее так и не уволили, она по-прежнему работает с Виктором Сергеевичем в одной школе, ходит, вздыхает издалека, бесится, лезет на рожон…
У меня часто бывает, что Виктор Сергеевич пишет или звонит в тот момент, когда я о нем думаю. Сейчас момент был совсем неподходящий, я быстро выключила звонок. Телефон продолжал бурчать в кармане, но Паша бы так взъерепенился, услышав, что я разговариваю с Виктором Сергеевичем, что успокоить его мог бы только страстный поцелуй, который, увы, я обещать ему не могла.
Как обычно, мои отвлеченные размышления очень помогли мне не страдать, пока мы шли с Пашей к автобусу. Так бы я плакала, думая о Любе, об огромной несправедливости наших судеб, о том, что невозможно, наверно, никак уже исправить Пашу. Не вижу выхода. Но я думала о далеком и большом, и мое собственное казалось мне маленьким и не то чтобы ничтожным, но не настолько трагичным.
Мы добежали до автобуса в самый последний момент. Влезли в него, я увидела, что за рулем очень хороший водитель, который часто возил нас, пока я была в детском доме, я поздоровалась. Он сразу нас узнал, меня, по крайней мере, кивнул, улыбнулся. Можно было надеяться, что удастся проехать без билета.
Двери закрылись, автобус тронулся и сзади меня кто-то сказал:
– Руська…
Я обернулась. Из-под наехавшей на брови большой красной шапки с помпоном на меня смотрели доверчивые и совершенно счастливые глаза Любы. Как только мы не увидели эту перцово-красную шапку? Вот кто шуршал и скрипел за спиной. На снегу, конечно, шаги не так слышны, но не увидеть Любину ярко-голубую куртку, пронзительно-фиолетовый шарф и красную шапку в зимнем лесу? Это в городе снег черно-коричневый. А в лесу еще лежит белый.
– Что ты тут делаешь?
– Я к тебе убежала, – сказала Люба, автобус дернуло, и она прижалась ко мне носом. – Навсегда.
Я вздохнула и посмотрела на Пашу, который очень глупо улыбался. От Паши ни помощи, ни совета ждать не стоит. Да и зачем спрашивать совета о том, что я должна решить сама?
– И что мне с тобой теперь делать?
– Спрятать меня, – логично сказала Люба.
Женщина, сидевшая рядом, подозрительно посмотрела на нас. Я обняла Любу.
– Ерунды не говори. Ладно, разберемся.
– Руська, Руська… – Люба показала мне сумку. – Я все взяла с собой. Тетрадки собрала… Любовь Игоревна сказала, что мы будем продолжать старые тетради в новой школе…
– Молодец! – Я крепко взяла Любу за плечо и передала ее тяжелую сумку Паше. – Тетрадки сейчас – это самое главное, конечно. Как же ты бежала за нами с этой сумкой?
Люба вздохнула и выругалась.
– Не надо так говорить, – качнула я ее за плечо. – Сейчас выйдем и будем ждать автобуса обратно.
– Нет! – Люба начала с ходу плакать.
У меня сжалось сердце. Но не могу же я ее сразу отвезти обратно. А вдруг вообще мне разрешат ее взять? Я почти совершеннолетняя… Год остался… Пойду к прокурору Аршебе… Однажды мне уже приходилось с ним встречаться… Может быть, он нам поможет? Ведь бывают же исключения из правил?
Люба, как будто услышав мои мысли, крепко-крепко ухватила меня обеими руками за талию, так что высвободиться было невозможно. И стояла, прижавшись ко мне, сопя и время от времени поглядывая на меня несчастными глазами.