Танцующая на ветру

Что бы сказал, к примеру, Достоевский, узнав о том, что меня волнует? Ведь главное все равно не то, что на месте парка растет новый дом и в нем продаются дорогие квартиры. Главное у каждого – внутри, а не снаружи. Это я поняла давно, когда смотрела на разных детей в школе. Нам, нищим и бесправным, часто было гораздо лучше, чем домашним детям, например, Аркаше Песцову, сыну местного богатого чиновника, Аркаша всегда был полон яда, презрения ко всем и всему, и сам, понятное дело, от своего яда, страдал.

У меня сейчас главная проблема – это мое космическое одиночество, которое раньше так остро не ощущалось. Может быть, я и Пашу, с которым слова толком сказать невозможно, не гоню окончательно, потому что я ощущаю, что я ему действительно нужна. И то же самое с Виктором Сергеевичем. Он ненадежный, обидчивый, его слишком любят женщины, но он всегда появляется рядом в трудную минуту.

Я шла, задумавшись, не обращая внимания на Веселухина, который съел уже несколько булочек и теперь икал, потому что запить их было нечем. Когда он громко икнул в третий раз, я посмотрела на него. Паша нахмурился и натянул шапку до носа.

– Воздуха набери и долго держи, – посоветовала я.

– Ага, – сказал Паша и опять громко икнул.

В кармане у него заиграла веселенькая музыка. Паша не стал отвечать, из чего я сделала вывод, что это Даха.

– Отвечай, – кивнула я. – Женщина беспокоится.

– Где? – Паша обернулся. – Кто?

– Даха твоя. Ищет тебя, побежит сейчас по городу. А ей волноваться нельзя.

– Я… это…

– Паша. – Я остановилась и на ходу остановила его. – Послушай. Так нехорошо, понимаешь? Мы же не зверьки. Если ты с Дашей живешь…

– Я – не! Я – не… – стал заводиться Паша.

– Подожди. Как – «не»? А ребенок у нее откуда?

– Я это… блин… Руся… чё ты как эта… я это… – Паша стал крутиться на месте, попытался вырвать у меня руку. Но я крепко держала его за рукав.

– Если ты совершаешь взрослые поступки, то и отвечай за них.

– Я – это… Я – против… Я сказал Дахе…

Я сама отступила от Паши на шаг.

– Против? Против чего? Против ребенка?

– Какой ребенок… Она это… четвертый месяц только… – с неохотой сказал Паша. – Да блин!.. – Он беспомощно взмахнул длинными руками и стукнул себя по карману, в котором с новой силой затренькал телефон.

– Не надо за мной бегать, если твоя девушка ждет ребенка. Понимаешь?

Паша растерянно стоял, глядя мне вслед, а я пошла дальше по улице, чувствуя себя очень странно. Иногда я сама удивляюсь своим словам. Как будто внутри меня живет кто-то старше и умнее меня. Иногда его нет. А иногда он появляется и говорит жестокие и правильные вещи – и обо мне самой, и о других. Почему правильные вещи так часто оказываются жестокими?..

– Руся!.. – Паша, стоявший на месте, вдруг сорвался и в несколько прыжков догнал меня. – Я… это… я… это… я… с тобой…

Я видела, что Паша хочет сказать что-то важное. Не решается или просто не может, не знает этих слов. Ищет их и не может найти. Я видела, что он абсолютно искренен, как, впрочем, и всегда. Паша устроен так, что он не может хитрить. Значит – ответила я сама себе – и с Дахой он искренен? Искренне хочет забыться…

– Паша, послушай… – Я опять остановилась и взяла его за руку. Пашина рука была ледяной и жесткой. – У тебя есть перчатки?

– Перчатки? – удивился Паша, полез в карман и достал одну перчатку. – Вот. – Он протянул перчатку мне. – Это… второй нет…

Я вздохнула.

– Надень сам.

– А… я… это… не хочу…

– Ладно. Не об этом речь. Послушай. Я тебе не бабушка и не сестра.

– Не… – Паша улыбнулся замерзшими губами. – Ты… это…

– Не продолжай. Я не буду тебя воспитывать. Но я плохо себя чувствую, понимаешь, Паша, когда вижу, как переживает Даха и гоняется за тобой. А ты – за мной.

– Ага, – сказал Веселухин и крепко сжал мне руку.

Я освободила свою руку. Как ему это объяснить? Он не понимает. Что такое хорошо и что такое плохо – в свое время не было у кого спрашивать. Конечно, у нас в детдоме что-то было очень четко и понятно безо всяких специальных объяснений. А что-то, выходит, – нет. И сам человек этого не поймет, если ему не объяснить.

От хождения по городу у меня стала подниматься температура, и, когда я пришла в общежитие, в голове у меня стучало и стало сильно ломить грудь. Я выпила горячего чаю, послушала рассказ Лены о том, как она вчера познакомилась с парнем из Москвы.

– Он кла-а-ссный, бли-и-ин… тако-о-ой… – тянула Лена гласные, наматывая свои недлинные волосы на палец и распуская их. И снова наматывая, наматывая… – У него фигура… по-о-пка… плечи…

Я не стала комментировать, что ненавижу женские сладострастные разговоры о мужских попах. Ну пусть мужчины и мальчики говорят и мечтают о наших попах, а не мы! Но у меня не было сил.

– Только вот… – Лена захихикала. – Грудь у него почему-то… такая…

– Как у тебя? – с трудом спросила я.

– Не-е… у меня меньше… как у тебя…

– Молочные железы выросли, – объяснила я. – Кормить ребенка сможет. Хороший человек, подходящий.