Лена стала недоверчиво смеяться, а я легла на подушку и – провалилась. Я спала, просыпалась, пила воду, снова засыпала. Я видела кошмары. Просто кошмарные кошмары. Паша летал вокруг меня на стуле, на папиной сумке, на чудовищно большом фене, синем, у нас такой был в детдоме, только во сне он был в пятьдесят раз больше… Виктор Сергеевич всё лез и лез ко мне, лез и лез… Мне было душно и неловко, я никак не могла его оттолкнуть. Тут же маячил папа, я должна была с ним ехать, не в Москву, куда-то далеко, у папы было столько вещей, я знала, что должна ему помочь, должна поехать, он такой одинокий и старый, но я не могу ехать, мне нужно быть здесь, и это ощущение невозможности принять решение было мучительным…
Когда я проснулась окончательно и посмотрела на часы, то я не поняла, день сейчас или вечер.
– Во даешь! – зевнула Лена. – Знаешь, сколько ты спала? Я даже хотела вызвать «скорую», думала, у тебя эта… литургия…
– Летаргия, – засмеялась я. – Сколько? Три часа? Четыре?
– Два дня почти!
Я спустила ноги на пол.
– Кажется, я нормально себя чувствую… Ничего себе…
– Еще бы! Столько продрыхнуть!.. Приходили тут к тебе…
– Кто?
– Все! И этот… как это… придурок такой, который раньше приходил, высокий… И мужчинка такой красивый…
Я вспомнила, как Лена мне рассказывала про москвича с молочными железами – ведь это не во сне было? Вроде нет… Я улыбнулась. Лена не так поняла мою улыбку.
– Да мне он вообще не нужен! Смотрел на тебя, стоял… Я говорю: всё, идите отсюда! И еще из больницы приходила женщина, ругалась очень…
– Тетя Диляра? – ахнула я.
– Не знаю, – пожала плечами Лена. – Чурка какая-то, да.
– Не надо так говорить, – попросила я. – Во-первых, тетя Диляра татарка и то наполовину. И вообще не надо. У тебя же у самой отчим Якуп.
– Да чтобы он сдох! – спокойно ответила Лена. – Я ему подсыпаю понемножку крысиного яда. Я в книжке про царицу читала – если по капле сыпать, то через два года он помрет неизвестно отчего.
– Ты что, с ума сошла? – ужаснулась я.
– А никто не узнает! – успокоила меня Лена.
– Да я не про это… Ты хочешь его убить?
– А ты своего папашку не хочешь убить?
– Нет. Я никого не хочу убить.
– Ну и не хоти. А я хочу.
Лену так легко не переубедишь. Я не стала продолжать такой страшный разговор, быстро умылась, привела себя в порядок. Мне показалось, что я похудела за время болезни, как-то подозрительно свободны стали мои черные джинсы.
Пока я одевалась, мне пришла в голову мысль – не знаю откуда. Наверно, из того идеального пространства, где живут мысли – мои, чужие, всех людей. Потому что иногда в голову приходит совершенно не твоя мысль. Я и не думала в эту сторону. И вдруг в голове отчетливо возникла картинка: Люба спит в каком-то углу на вокзале. На каком? На каком-то большом вокзале, где можно затеряться среди приезжих. Это точно не наш вокзал. Это большой вокзал большого города. Какой неподалеку большой город? Москва. И вокзалов там много. Может быть, она прячется на том, куда приехала на электричке, это было бы логично. Или на соседнем.
– Ты куда? – удивилась Лена. – Пойдешь в училище?
– В Москву.
– В Москву?.. Привези мне, знаешь, такую помаду… Там везде продается… В торговых центрах… Я видела рекламу…
Я согласно кивнула, лишь бы не ввязываться в споры с Леной.
– Руся, а вот чё тебя мужики любят? – задумчиво продолжила разговор Лена, как будто не замечая, что я стою уже одетая и собираюсь выходить. – Ты же вредная такая…
– Так они же все вредное любят – пиво, водку, курить любят, обжираться… А насчет молочных желез – ты не переживай, сейчас у многих молодых и не очень молодых ребят молочные железы развиваются. Потому что от них толка никакого, они слабые, инфантильные. А природа мудрее нас. Начинает использовать их запасные ресурсы. Есть же орган такой у них. Так пусть молоко хотя бы дают.
Пока Лена обдумывала мои последние слова, я налила себе теплой воды из чайника, быстро выпила, взяла пакетик с булочками Самвела, который так и пролежал на тумбочке около моей кровати, и побыстрее ушла, плотно закрыв за собой дверь.
– У тебя куртка рваная! – вдогонку крикнула мне Лена.
Я, колеблясь, остановилась. Потрогала рукав, который оторвал мне папа на вокзале. Нитки у меня есть, иголка потерялась. Побегать по комнатам, поспрашивать? Я вдруг почувствовала, что я страшно голодна. И что от слабости у меня немного подкашиваются ноги… Я помедлила в нерешительности. И еще эта куртка… Как же я поеду? Нет, надо быть сильной. Рукав заколю булавкой – у меня всегда пристегнута булавка на джинсах изнутри, меня тетя Диляра в самый первый раз в больнице научила – надо сглаз пристегивать. А голодна – так по дороге съем булочки, которые дал мне Самвел.