Люди до сих пор думают, что слухи об огромных ловких ящерицах с хоботами – сказки. Хармы защищали Подземье от вторжения и нападали на строителей метро. Строители погибли, но покой не обрели – они мчатся в тоннеле на серебристом Призрачном поезде и смеются, когда думают о сделанной работе, или расстраиваются, если вспоминают гул недостроенных станций. Вспоминают они всё реже и реже, мысли их – ветер.
По-прежнему гуляет смерть по свету и по тьме. Смерть зовётся хармом. Хармы – единственные Люсины враги, правда не сегодня. Люся спросит у хармов про солнце, ради такого можно и отложить вражду, хотя бы до завтра. Только хармы владеют метаморфозой – могут превратиться в любое живое существо. Их называют волшебниками, но хармы высмеивают тех, кто считает метаморфозу чудом. Электромагнитное излучение мозга харма перестраивает генетический код – вот что такое метаморфоза. Когда-то все люди управляли своей генетикой, в Средневековье метаморфозу знали ведьмы, летавшие на шабаш, но где их отыщешь теперь, а хармы живут…
Дети-хармы превращаются легко. С лёгкостью они ошибаются, делают магические глупости – растворяются меж камней, воплощаются в чудовищ и сами над собой хохочут.
– Мам, смотри, в кого я превратился! – кричит ребёнок-харм, и мама в ужасе бежит к нему, тащит его за красный птичий хохолок к учителю-мадру, чтобы развоплотить. В семьях прячут от детей человеческие игрушки-зеркала, чтоб меньше баловались.
Детям всё весело, для них всё игра. Они не думают о Дне Определения, хотя взрослые всё время напоминают им о том, что их час придёт. День Определения, или День бесповоротного превращения, – главное событие в жизни харма. Метаморфоза в День Определения – на всю жизнь: харм может стать любым животным, но приятней всего жить хоботковой змеёй. Змеи обитают в прохладных, сырых подземьях, им под землёй хорошо; упругий, чуткий хоботок собирает энергию – силу, от которой ты живёшь. Важно, что останется после твоей смерти, а останется шкурка, твоя любимая, мягкая на ощупь шкурка – почётный артефакт, в который будут наряжаться твои дети.
«И была великая война, пшшш, пшшшш… – шепчут полупрозрачные вихри, вещает подземное радио, прерываемое помехами. – Но ты ведь не пожалела, ни разу не пожалела, верно? Пшшсссс… Ты выбрала – и ты служишь пришельцам-людям, Люся-отступница. Хармы считают тебя предательницей… Жестокие хармы, верные стражи. Ты знаешь, хармы лучше тебя. Ты ценишь их благородство: они не сдались людям. Место людей под злым солнцем, а не в живительной, творящей тьме! Она породила тебя, ты возникла из тьмы, тебя влечёт к ней. Ты мечтаешь увидеть солнце, но забываешь: твоё личное солнце – чёрного цвета. Слышишь чёрный глубинный голос, голос влаги и нерождённой жизни, но тот ли голос велел тебе отступить… тогда?»
Люся не помнила. Ей казалось, она, Люся, была всегда. Но о Великой войне Люся знала – из легенд, что отражают стены. Сказаниям Подземья не выбраться на поверхность, они не найдут дорогу, затеряются, отразятся многотысячным эхом в бесконечном тоннеле – навсегда, навсегда, навсегда…
Легенда бродит по Подземью и рассказывает сама себя. Рассказанная кем-то, кого уже нет ни на земле, ни под землёй, легенда остаётся и живёт дольше, чем сказитель! Звучит тихо и с каждым годом всё тише, но она звучит – отзвук прошлого, эхо сильных потрясений, что никак не затихнет, звучащий мираж. Немногие способны слышать шелест бродячих легенд. Многие принимают их за свои сны или за шелест летучих мышей. Люся слушает легенды с любопытством, в Подземье не столько важно смотреть и видеть, многого не увидишь, важно слушать, слышать…
Неизменно Люсю влечёт в переулок хармов. Рэд даже говорить об этом не хочет, реагирует как-то странно, и она перестаёт рассказывать. Подвергать себя опасности – Рэд этого не понимает. Люся и сама до конца не понимает, зачем рискует. Чем дольше она гуляет по освещённым человеческим станциям и переходам, чем чаще играет в гляделки с парнями, тем больше её притягивает переулок хармов.
«Пшшшсс… Беззаветно горела деревянная Москва, но бережно хранила Земля золото, расписные иконы, сверкающие каменья и книги, полные мудрости. Хармы знали о людях, но только смеялись – как чужая жадность может навредить им? Прошло время, пришло время – Москва стала каменной, стала пластиковой и вглубь пустила корни свои, глубоко забралась Москва! Хитрые горожане задушили силы Москвы, потоки энергии жизни – реки, загнали в коллекторы. Они подчинили Москву, приручили, задавили последовательной заботой. Главный город хармов разорили они, когда построили своё метро!»
Почему же Люся не ушла в глубины подземелий, а наоборот, сжилась с людьми, стала им помогать? Люся верила в людей, и ей нравились их лица. Хармы ненавидели таких, как Люся, «обслуживающий персонал человеков». Но Люся любила быть среди людей и втайне сама считала себя почти человеком!