Он уже несколько раз бывал в Новом Орлеане, но так и не мог понять его привлекательности, а особенно знаменитого Французского квартала с его гнусной Бурбон-стрит. Люди считали его причудливым и очаровательным. Эклектичным и интригующим. Романтичным и таинственным. Бастион американской «культуры», наполненный едой, музыкой, историей и алкоголем. Мартин же считал его зловещим. Люди напиваются до тошноты, а потом блюют и мочатся прямо на улице. Повсюду секс: стриптизёрши, проститутки, парочки в не очень скрытых анклавах, девушки, выставляющие напоказ свою грудь ради маленьких кусочков пластика. Электрический свет и ядовитые цвета. Люди пытаются найти «вуду», надеясь, что сверхъестественное может быть реальным. Это его смешило — ирония необходимости изобретать вампиров и заклинания, когда среди них уже ходили вполне реальные монстры. Он снова рассмеялся.
Покинув отель, он пошел медленным шагом, стараясь, чтобы никто не запомнил спешащего человека в фетровой шляпе и тёмном пальто. Он заставил себя войти через Бурбон-стрит — здесь, среди сенсационных достопримечательностей, его точно никто не заметит. Мартин придал своему лицу приятное, заинтересованное выражение и небрежно огляделся — просто ещё один счастливый посетитель, осматривающий (не)красивое место.
Он добрался до ресторана на полчаса раньше, чтобы разведать обстановку и быть уже на месте, когда прибудет она. Как и обещали на сайте, ресторан был «романтичным» и «интимным» (перевод: слабое освещение и ненавязчивый обслуживающий персонал), но всё же «популярным» (то есть достаточно заполненным, чтобы официанты не запомнили каждую пару, которую обслужили субботним вечером). Он убедился, что у них есть столик в стороне, чтобы они сидели не на всеобщем обозрении. Декор с арками в красно-кремовых стенах, виноградными лозами, свисающими с потолка, и картинами с фонтанами и цветами рядом с каждым столом должен был создать ощущение королевского двора. Удовлетворённый, он заказал кофе в баре и устроился ждать.
За несколько минут до семи он её заметил. Она выглядела взволнованной и проверила своё лицо и волосы в отражении стекла, прежде чем открыть дверь. Он окинул взглядом сине-пурпурный узор на её платье, который размывал её бледные черты и делал похожей на сплошной ходячий синяк. Её макияж был в тех же оттенках — вероятно, это была попытка превратиться в сексуальную женщину-вамп, но на самом деле он придавал её глазницам впалый вид, будто она не спала несколько дней.
Эмили остановилась, пока её глаза привыкали к свету, и Мартин насладился электрическим разрядом, пробежавшим по его телу. Он глубоко вздохнул в предвкушении, наслаждаясь осознанием того, что вот-вот начнётся заключительный акт. Сначала он заставит её есть то, что ему нравилось, будет кормить с вилки, словно фермер, откармливающий ягнёнка. Потом он отведёт её в клуб и заставить танцевать, словно кукольник, мастерски дёргающий за ниточки своей марионетки. Он будет касаться её, когда и как ему захочется — лица, волос, шеи, груди. Потом он доведёт её до безумного пика, чтобы её тело болело, заставит её сделать всё, что он попросит. И как только он полностью овладеет ею, то завершит свою победу, выжимая из нее жизненную силу и превращая в свою собственную.
Полиция почти сразу же определила смерть его матери как несчастный случай. Мартин сказал им правду — она поскользнулась на пульте и ударилась об угол стола. Никакой лжи скрывать не пришлось, понадобилось лишь промолчать о том, что произошло до этого. Место смерти идеально совпадало с историей. Полицейские, перегруженные и измученные работой, были счастливы открыть и сразу же закрыть дело. Когда пришёл отчёт судмедэксперта, он лишь подтвердил слова Мартина. Её тело отвезли в ближайший к его дому морг и вернули ему личные вещи: сумку с одеждой и обручальное кольцо, которое она всегда носила на правой руке. Он подавил кривую улыбку от иронии — на той самой руке, которой она ласкала его столько лет.
Удача была к нему благосклонна, в этом он не сомневался. Потому что, хотя формально он и не убил её, Мартин точно завершил бы начатое, если бы не падение. Его единственным сожалением было то, что он не смог нанести смертельный удар, не почувствовал, как её череп проминается под кочергой. Он знал, что стал причиной её смерти, и был переполнен энергией от этого знания, испытал яростное чувство силы. Он прокручивал эту сцену каждую ночь в течение почти двух недель, добавляя к ней то, что, по его представлениям, должно было ощущаться от хруста костей, и позволил волне всемогущества и оргазму его убаюкивать, сжимая в руке её кольцо.