Про детство Надежды Алексеевны не известно почти ничего, в немногих сохранившихся документах на недвижимость ее называют дворянкой, что весьма сомнительно, ибо в ту пору для дворянской дочери обучение в театральном училище сочли бы позором. К тому же манеры ее матери («Всех гостей своей дочери [высокопоставленных балетоманов] старушка называла „братцы“ и, зевая, каждый раз крестила рот», – говорится в воспоминаниях Т. Карсавиной) вызывают большие сомнения в ее дворянском происхождении. После окончания Московского театрального училища в 1886 году она поступила в труппу Большого театра и прослужила там до 1896 года. После коронационных торжеств, когда в парадном спектакле выступали танцоры обеих трупп, нескольких балетных артистов забрали в Петербург, в том числе и Бакеркину. Вряд ли в этом сыграла роль ее одаренность, ибо выше артистки кордебалета она так и не поднялась, зато заслужила негласный титул «королевы кордебалета». В некоторых документах упоминается, что по мужу у нее фамилия Вернер, но никаких других следов таинственного супруга обнаружить так и не удалось.
В Петербурге она стала любовницей престарелого генерала Петра Павловича Дурново (1835–1917). Помимо того, что Дурново всю жизнь поочередно занимал ряд очень высоких постов (в частности, харьковского и московского губернатора), он был еще и чрезвычайно богатым человеком, одним из семи учредителей Сибирского торгового банка и владельцем имений в восьми губерниях России. Его щедротами Надежда Алексеевна была буквально усыпана бриллиантами. Помимо этого он выдавал ей в месяц на расходы по пять тысяч рублей, часть которых она использовала для подкупа репортеров. В высший свет танцовщица кордебалета попасть, разумеется, не могла, но зато часто соприкасалась с его представителями, активно принимая участие во всех благотворительных базарах, продавая бокалы с шампанским, делая очень хорошие сборы и демонстрируя заодно свои драгоценности. Сохранилась карикатура на нее братьев Легат, талантливых танцовщиков и художников, на которых балерина изображена в украшениях, натуральным образом испускающих лучи. В июле 1905 года Дурново назначили московским генерал-губернатором. Известно, какова была в высшей степени беспокойная обстановка в ту пору в первопрестольной. Однако вместо того, чтобы заниматься обеспечением должного порядка, он не пожелал отказываться от своих петербургских привычек и не пропустил ни одного балетного спектакля в Большом театре. Бакеркина, вознамерившаяся переводиться в московскую труппу, также примчалась в Москву, и Дурново занялся тем, что испрашивал для нее разрешение пользоваться не только генерал-губернаторской ложей Большого театра, но и царской боковой. Впоследствии оказалось, что боевики замышляли устроить взрывы как в Успенском соборе Кремля, так и в Большом театре. Оказав свою полную несостоятельность на вверенном ему посту, негодный сановник был от высокой должности отстранен.
Дурново также подарил своей любовнице, как выражались тогда, «поражающий роскошью» дачный особняк в Выре, где она принимала всех выдающихся драматических актеров и балетных артистов. В Петербурге же у нее образовался довольно влиятельный салон, в котором собирались балетоманы и молоденькие балерины. По словам Карсавиной, «на приемах у Надежды Алексеевны всегда царил дух игривой фамильярности… Генералы, восседавшие за столом хозяйки дома, приводили меня в смущение…» Бакеркина также претендовала на роль крестной матери Карсавиной и раскрывала ей глаза на истинную подоплеку поступков окружавших ее людей.
«– Не обольщайся, театр – это гнездо интриг… Как ты думаешь, почему Матильда подарила тебе этот костюм? – Костюм, о котором шла речь, я считала восхитительным и была растрогана столь великодушным подарком. – Да взгляни только, как ты выглядишь в темно-лиловом платье! Этот цвет хорош для обивки гроба, а не для костюма такому ребенку!» Кшесинская же в своих мемуарах объясняет свой подарок самыми благородными мотивами: «Тогда в большой моде были голубой и темно-лиловый цвета в различных сочетаниях, и костюм, подаренный мною Карсавиной, был выдержан именно в этих тонах».
«Репутация неприступности, которая, по мнению Надежды Алексеевны, могла лишить меня поддержки высокопоставленных людей, вызывала искреннюю симпатию у зрителей райка. В те времена я была убеждена, что ужин в ресторане – вещь совершенно ужасная[45]
. Они же утверждали, что я никогда не принимаю приглашений на ужин». Карсавина, впрочем, сумела устоять перед всеми искушениями и ловушками, которые расставляли ей влиятельные высокородные балетоманы, и в 1907 году самым прозаическим образом сочеталась законным браком с небогатым помещиком Василием Мухиным, служившим председателем правления Волжко-Камского банка.