Вот, значит, как… Пока Ян добирался сюда, он прикидывал, что может быть известно Максакову. Столько же, сколько Беленкову, а тому – немного. Ему мог слить данные кто-то из участка, рассказать о запросах Яна. А вот о том, что близнецы обсуждали между собой, Филипп не знал.
Судя по тому, что Максаков был просто насторожен, не испуган и не шокирован, он не связал интерес Яна с расследованием по делу ребенка из садовой скульптуры. Знал ли он вообще об этом деле? Нет, ему было известно лишь о неожиданном любопытстве следователя, который не имел к нему никакого отношения…
Он пришел подготовленным и хотел показать это, для того и упомянул отчество – а вовсе не от большого уважения. Но Ян продолжал рассматривать его равнодушно, почти высокомерно. Уж в чем-чем, а в ледяных взглядах его и Александру превзойти никто не мог. Разве что отец, но это история прошлая.
– Мне нужно было кое-что проверить, – пояснил Ян.
– А почему я узнаю об этом последним?
– А почему вы об этом вообще узнаете? Если бы я увидел достаточную причину вас беспокоить, я бы сделал это. Незначительные проверки вас не касаются. Вы даже не представляете, сколько полиция их проводит каждый день.
Максаков наклонился вперед и, не сводя с Яна напряженного взгляда, произнес тихо и четко:
– Мне плевать, что там делает полиция. Но мне важно все, что связано с моим именем.
– Впредь постарайтесь не посвящать меня в любые желания, связанные с выделениями организма. Я не знаю, кто вас избаловал отчетами, но я этого делать не буду.
– Это связано с моим прошлым, да?
Его настойчивость раздражала – и вызывала определенный интерес. Максаков злился, тут и сомневаться не приходилось. Но Ян чувствовал: ему действительно нужно знать, что понадобилось следователю, это не просто вопрос репутации или гордости.
– Более глубокая проверка пока не требуется, а потребуется – я вас приглашу на беседу.
– Значит, с прошлым, – усмехнулся Максаков. – Столько лет пролетело, а оно никак не отпустит…
– Вы хотите сознаться в чем-то? Лучше письменно.
– Не хочу я ни в чем сознаться – и вы ничего не найдете. Чтобы не тратить понапрасну время, поверьте на слово: я теперь честный человек. Я очень дорого заплатил за это, и мне нечего скрывать.
– Очень драматично, – оценил Ян. – И к чему такие перемены?
– Ради моего сына. Наши дети всегда заставляют нас становиться лучше.
Ну а потом вдруг оказываются в золотом ангеле в доме безумного мусорщика… Но об этом Ян, разумеется, не сказал.
– Почему для вас это так важно? – поинтересовался следователь. – Проблемы действительно пока нет.
– Для меня она уже есть. Вы работаете в полиции, Ян Михайлович. Что бы вы назвали худшим преступлением? Лично для вас.
– Я рейтинги не составляю.
Но Максаков на самом деле не нуждался в ответе, он задал вопрос лишь для того, чтобы выйти на нужную ему тему.
– А вот для меня есть то, что я не могу простить: предательство. Предательством я считаю все, что делается за моей спиной, любую ложь или попытку манипулировать мной. Если бы меня чуть меньше били в спину, я добился бы в жизни куда больше. Но точно я знаю одно: пресекать это нужно как можно раньше.
– Хорошая речь, запомню, если надумаю поступать в театральный. А теперь я пойду, пожалуй, потому что устал повторять: это была рутинная проверка. Я тоже не любитель пристраиваться со спины.
– Шутите, значит? Ну-ну. Давайте сделаем так, чтобы у вас не пропало настроение шутить.
– Давайте, и для начала я распрощаюсь.
– Всего доброго, Ян Михайлович.
Он видел, что Максаков ему поверил. Похоже, Беленкову с самого начала не удалось пробудить серьезные подозрения и настоящую враждебность. Максаков прекрасно знал, что он теперь чист… Он был уверен в этом, Ян чувствовал. Потому он и ограничился простым честным разговором.
А значит про мальчика он ничего не знает. Вот что было главным достижением этой встречи, вот за что Ян был готов даже благодарить Филиппа. Просто наблюдая за Максаковым, изучая его, невозможно было угадать, как много ему известно. Но теперь Ян не сомневался: Максим не догадывался о преступлении, произошедшем как раз у него за спиной. В этом была какая-то гротескная ирония…
Дорога к ресторану, беседа и вечерний час пик задержали его, желание ехать за город пропало окончательно – особенно при том, что он был по-прежнему лишен автомобиля. Ян позвонил сестре из такси и предупредил, что ждать его не следует. Между делом поинтересовался, добралась ли до поселка Ева.
Конечно же, не добралась. Файлы она утащила с собой, теперь нужно было распечатывать снова, но это могло подождать до завтра. Ян доехал до пустой квартиры и заснул почти сразу, предыдущие ночи были не из спокойных.
А когда он проснулся, Ева уже была в комнате – снова сидела на подоконнике и наблюдала за ним.
– У тебя сейчас фаза определения себя как кошки? – поинтересовался Ян, не покидая постель.
– Эта фаза длится всю мою жизнь. Отсюда хороший обзор.
– А могла бы разбудить завтраком в постель вместо вырывающего душу взгляда.
– Завтрак в постель оставил бы неприятные ожоги, которые портили бы мне настроение позже.