Совещание, на котором критиковались недостатки главного директора, имело серьезные последствия, так как на нем присутствовал представитель министерства, который об этой критике сообщил в те инстанции, где решаются вопросы о замещении ответственных должностей.
Через некоторое время, спустя месяц или два, главного директора перевели на другую работу, а тебя назначили на его место.
В день получения приказа ты поспешил домой и торопливо взбежал по лестнице с бумажкой в руке, подтверждающей назначение на пост главного директора, ибо хотел поскорее показать ее Веславе; ведь ты всегда показывал ей все документы, касающиеся твоих перемещений по службе, а когда она их читала — ждал ее улыбки и признаков удовлетворения: несчастный и одурманенный, ты расценивал ее улыбку как доказательство того, что наверстываешь упущенное.
Но приказа о назначении на пост главного директора ты уже не смог ей показать, так как не застал дома, — в тот день она ушла от тебя с молодым инженером, уведомив об этом оставленной на столе запиской, где сообщала, как обычно пишут в таких случаях, что так было суждено и она уезжает с инженером, с этим прилизанным, всплывшим на волне событий сыном умирающего города мещан, которого куда-то перевели с повышением.
Квартира была пуста, исчезла даже собака, увезенная Веславой. Ты посидел в комнате, а потом вышел на балкон и долго всматривался в парк.
Затем спустился в гараж, сел в машину и поехал по улице к заводской окраине, за которой тянулись незастроенные, кое-где поросшие деревьями пустыри.
Дорога, обсаженная по обеим сторонам старыми каштанами, поднималась в гору, а на самом верху оба ряда деревьев вдруг обрывались и открывался вид на город, раскинувшийся внизу; но города не было видно, ибо уже стемнело, в темноте сверкали и искрились только пересекающиеся, перепутанные вереницы огней.
Ты остановился в разрыве между рядами старых деревьев и смотрел вниз на излучающее свет существо, которое тебя перемудрило.
Долго приглядывался ты к городу, этому светящемуся каменистому существу, которое убивает пришлых; сперва приказывает им ускорить шаг и сердится, когда кто-нибудь из чужаков не поспевает; а потом велит быстрее стучать сердцам приблудных и добивается, чтобы побледнели лица тех, кто пришел в него с котомками; и, наконец, припугнув их, помогает спрятать страх под красивой одеждой.
День твоей смерти приблизился вплотную, и почти ничего не случилось за то время, которое отделяет вечер одинокого лицезрения города от послеполуденного часа, в который ты совершал одинокое восхождение по горной тропе.
Вернувшись из загородной поездки, ты снова одиноко сидел в своей большой квартире, но вскоре услыхал стук в дверь и, отворив ее, увидел младшего сына. Он сказал, что мать хотела взять его с собой, но он отказался, не стал он переезжать и к дедушке с бабушкой, потому что хочет жить с тобой.
Все-таки ты отнял, главный директор Михал Топорный, у этого умирающего города мещан своего младшего сына, и пусть это будет тебе отрадой в твоем несчастье.
Ночью ты бодрствовал; заходил в комнату, где спал твой сын, и прислушивался к его ровному дыханию.
Тебя выбрал этот сын, тебя — рожденного в хате с глиняным полом, с тобой пожелал остаться сын, на которого уже расставил сети умирающий город мещан; и больше хочет быть внуком твоего отца Винцентия Топорного, который сеял из лукошка, нежели внуком тучного, семенящего мелкими шажками господина.
Тебе есть на кого опереться в твоей удрученности, Михал Топорный; одной рукой ты можешь опереться на старшего сына, Сташека, которого не оттолкнул, когда отрясал все, что было связано с унылой родной долиной; другой — на Юрека, который не поддался умирающему городу мещан.
Ты можешь опереться на них обоих, воплощающих твои надежды и смысл твоей жизни, Михал Топорный, несчастный, одержимый и самолюбивый директор крупного горнодобывающего комбината.
Утром к дверям твоего кабинета снова пришел старый мастер, чтобы заменить под стеклышками карточки с именами, то есть чтобы на место имени и звания прежнего главного директора вставить твое имя и твое звание.
И снова ты заметил, что старик виртуозно орудует отверткой, и, неизменно безразличный и молчаливый, делает лишь то, что ему положено, и отправляется дальше по длинным коридорам комбината, и исправляет все, что нужно; никогда не улыбается, никогда не грустит, а только кочует от двери к двери, меняя имена да устраняя всякие мелкие неисправности.
Некоторое время ты занимался тем, что осматривал комнаты своей просторной новой резиденции, разглядывал в своем кабинете глубокие, обтянутые черной лоснящейся кожей кресла на изогнутых трубчатых ножках, круглый стол, за которым дважды в неделю должны происходить производственные совещания в узком кругу, огромный, пушистый, красный ковер, покрывающий почти весь пол; полированный, с толстым стеклом на крышке письменный стол, возле которого стояло несколько легких стульев.