Читаем Танцующий ястреб полностью

Беседуя о ранетах, мы увидели далеко на выгоне темную точку; то была мать. Когда она миновала ивы и прошла добрую половину выгона, отец крикнул: «К черту, сынок, молотьбу и цены!» Он уже знал, и я тоже; мы поняли по материнской походке: она несет деньги. Нам было известно даже больше: в каком кармане и как несет она деньги. Она не положила их просто в карман, но оставила в одиночестве. Она зажала их в руке, а руку сунула в карман, и деньги лежат там вместе с рукой. Ей хотелось всем своим существом ощущать эти деньги, непрерывно сознавать, что они при ней. Она страховала их как бы втройне — с помощью руки, кармана и разума.

Мы знали об этом еще раньше, чем она к нам подошла, мы догадались об этом по ее неверной походке, по правой, словно бы парализованной, половине тела. Но это был не паралич, просто деньги, зажатые в правом кулаке, лежали в правом кармане, поэтому правое плечо и весь правый бок отличались от левого плеча и бока, оттого и походка изменилась, и симметрия нарушилась.

Она шла чудно́, словно хромая; никогда не видели мы у нее такой странной походки, и это нас рассмешило. Первым рассмеялся я, а отец сказал: «Не смейся над матерью», — но, не договорив, сам засмеялся. И мы смеялись с ним оба.

В тот день забор не обманул нас; но то был особый день.

<p><strong>VIII</strong></p>

Сестра позвала меня завтракать; она была одна, зять ни свет ни заря умчался за проволочной сеткой. Я не стал отвлекать ее разговором от хозяйства и, позавтракав, сказал, что, пожалуй, выйду в поле, прогуляюсь; ей это, кажется, было на руку, дел и вправду было у нее невпроворот.

Очутившись в поле, куда шум с деревенской дороги почти не доходил, я снова стал думать о своих планах, и они снова ожили. Забыл я и гнев стариков, и ироническую усмешку сестры, и все бедствия нашего рода, которые каждый раз осаждали меня здесь и прогоняли обратно в город.

Прямо передо мной была березовая роща, а справа — высокий берег большой реки. Я решил обогнуть лес справа и войти как бы в большую калитку, образованную большим лесом и большой рекой.

Бодрым, каким-то даже торжественным шагом шел я в том направлении, может, внутренний голос шепнул мне: там будет твой дом, тихий дом среди тихих деревьев.

Лес был все ближе, деревья и приречный вал словно росли на глазах. Я ускорил шаг, так влекло меня к тому месту, где, думалось, будет стоять мой тихий дом, так не терпелось вдохнуть тот воздух, которым, может, я буду дышать на старости лет.

Участок, рассудил я, принадлежит сельсовету, и получить его будет несложно. Родственников и соседей я сумею убедить, они еще мне подсобят. Кирпичи на стройку можно доставить на подводах с ближайшего кирпичного завода. Земляки, я думаю, помогут цемент завезти, известь, черепицу, доски и прочие материалы. Хорошие каменщики и столяры тоже отыщутся в моей деревне, и года не пройдет, как дом будет готов. Тут же, не медля, посажу плодовые деревца, а сад огорожу проволочной сеткой. К тому времени, надеюсь, зять нападет на верный след и будет знать, где и как такой сеткой разжиться. Огорожу участок, а потом и о живности позабочусь.

Дом будет стоять немного на отшибе и, верно, не совсем так, как я задумал перед поездкой сюда. Но это не важно, а может, даже и к лучшему; тут и березовая роща, и река рядом. Настоящая, большая река — не ручей, но озерцо, и при этом никакой разлив не страшен — место между березами и дамбой довольно высокое; тут и должен стоять мой тихий дом, тем более что шум с главной деревенской дороги сюда не доносится.

Я шел узкой стежкой по сухой луговине, заглядевшись на полосу между лесом и рекой; верней, я загляделся на свой несуществующий дом и на себя — того, будущего, стоящего на маленькой веранде или сидящего с книгой в большом плетеном кресле-качалке.

И припомнил я, что мне уже пятьдесят пять лет, что я лысый, сутулый, длинный и тощий. Что хожу я — это я подметил в большой зеркальной витрине в городе — как бы на полусогнутых ногах, не выпрямляя их до конца, как все люди, страдающие ревматическими болями в коленях.

Лицо у меня довольно широкое, в синих прожилках; особенно много их на носу и на скулах. О лбе чего уж говорить, из-за лысины он как бы уходит в бесконечность.

Руки у меня большие, красные, жилистые, с редкими темными пятнышками. Это старческие пятнышки, возникают они обычно после пятого десятка, и со временем их становится все больше. У глубоких стариков на пороге смерти пятнышек таких великое множество.

Живота у меня нет и, наверно, никогда не будет, я ведь из породы худых. Но мышцы живота у меня уже слабые, как у ребенка; когда человек достигает верхней границы среднего возраста, живот его впадает в детство.

На пригорке, между березовой рощей и большой рекой, должен стоять мой дом. Для человека, который хочет писать книгу и у которого на руках уже выступили темные пятнышки, лучшего места не найти. Надо, пожалуй, поспешить с этим домом.

Перейти на страницу:

Похожие книги