Танцующий ястреб

Может, ты вспоминал об этом, когда красавица, назначавшая тебе свидания в парке и в кафе, прикасалась к твоей щеке и рукам; а может, и не тогда, может, ты как-нибудь сам напомнил себе о своих обязанностях хозяина, в которые входит также необходимость топить лишних щенят; ибо ты в конце концов выбрал этих четырех на утопление, и положил в коробку, которая согрелась от их тепла, и перевязал ее бечевкой, и она приобрела такой вид, точно в ней несли новые ботинки.

Когда на железнодорожной станции ты вылез из телеги, то наверняка все думали, что у тебя в коробке ботинки, а не щенята, обреченные на утопление; и в поезде тебя тоже принимали за человека, который купил себе новые ботинки.

Когда поезд въехал на мост, ты стал у окна и выбросил коробку, которая была по-прежнему теплой, и она перелетела через низкую балюстраду, и упала в омут, и быстро утонула, потому что ты заранее проделал в ней несколько больших дыр. Видевшие это могли вообразить, что ты спятил, ведь только безумец бросит в воду новые ботинки, но потом, конечно, спохватились, что не всегда бывает так, как обычно думается, и что в картонке для обуви, возможно, лежало что-то другое; и в действительности так оно и было, ибо в коробке были щенки, приговоренные к утоплению, а человек, бросивший эту картонку в воду, находился в здравом уме, весьма здравом уме, отменном здравом уме, потому что с особой тщательностью выполнил свой хозяйский долг, мастерски управился с этой повинностью и утопил щенят. Подобно языческому жрецу, который приносит в жертву четырех собачонок ради процветания хозяйства.

IV

Было ли утопление щенят последним с твоей стороны проявлением прозорливости мужика, который печется о своем хозяйстве и следит, чтобы устранялись ненужные вещи и существа и подлежало уничтожению все бесполезное, а оставалось только то, что необходимо?

Было ли утопление щенят последним доказательством твоей хозяйской заботливости и сметки? Было ли это воспоминание и осмысление того, как ты отбирал, укладывал в коробку, а затем топил щенят, последним всплеском фантазии, поддерживавшим в тебе покорность?

Ибо ты должен был сделать что-то напоследок, прежде чем свершил в одиночестве великое бесконечное таинство перед большим зеркалом в холле ресторана, где веселились ночи напролет; великую церемонию смены кожи и смены движений, взглядов, походки и слов; перед этим торжественным, немного сумбурным и радостным обрядом великого перевоплощения, ознаменовавшим в твоей жизни новый период, период черствости, ненасытности и предания анафеме прошлого, самой памяти о прошлом.

Ты основательно и, можно сказать, скрупулезно готовился к этому обряду, к одинокой пляске перед зеркалом, и люди скрупулезно готовили тебя к этому перевоплощению, благодаря которому все прежнее было отринуто, и только спустя много лет снова всплыло на поверхность, и схватило тебя за горло, и стиснуло мертвой хваткой. Но пока что ты был хорошо, основательно подготовлен к этой смене кожи.

Ты ревностно учился, не считая бессонных ночей, и поэтому отлично сдавал экзамены; и профессор, экзаменовавший тебя, частенько говаривал: «Когда вы окончите институт, я порекомендую вас на хорошую должность, поскольку вы прекрасно усвоили программу механического факультета».

Шагая после экзамена в одиночестве по улице, ты мысленно говорил себе, а если и нет, то наверняка имел право сказать: «Слыхал, что тебе сказал профессор? Он сказал, что ты прекрасно усвоил материал и что тебя ждет большое будущее; как это он выразился — «…я порекомендую вас на хорошую должность».

А когда ты думал так и говорил с самим собой, то временами в твоих мыслях не оставалось места для того, что творилось на утоптанной полосе земли под длинным навесом, то есть в твоем хозяйстве; а если когда-либо это и приходило тебе в голову, то представлялось препятствием.

Город, принявший тебя из рук деревенского учителя, взял тебя в оборот и принялся выкраивать тебе новую кожу, и ты в конце концов облачился в нее, и с этой минуты носки твоих ботинок засияли, и с этой минуты ты ловко, как подобает обладателю новой кожи, выуживал сигареты из плоской блестящей коробочки, которую подарила тебе эта красивая девушка.

Товарищи по учебе, преподаватели, профессора, докладчики и ораторы готовили тебе новую кожу.

Разинув рот, внимал ты словам товарища, который был постарше тебя, часто выступал с докладами и рассказывал тебе о разных вещах.

Это было в воскресенье, и на безлюдных улицах можно было двигаться легко и свободно, тем более что вы свернули в переулок, где никого не было и только немного погодя появился какой-то плачущий старик.