Танцы на стёклах

— Да. Ты же помнишь, что он тоже должен быть при личной встрече. Пока живешь здесь, все эти правила немного забываются, правда?

— Надеюсь, что ты четко их помнишь, Рания, — холодно отрезаю я, не найдя ничего веселого в ее шуточном замечании.

— Конечно, Адам, — поспешно исправляется она. — Мой отец очень чтит традиции вашей страны. Не сомневайся.

— Хорошо. С нетерпением жду встречи.

— Я тоже, Адам. Но еще больше я жду нашей свадьбы.

— Взаимно, Ран, — без особого энтузиазма говорю я, завершая вызов. Скулы устало ноют от длительного ношения официальной улыбки. Сколько раз я сегодня изображал перед всякими уродами в галстуках, что безумно рад видеть их тухлые рожи. Еще и Рания своим звонком добавила дерьма в бочку с дегтем.

— Я, смотрю, ты не больно рад знаменательному событию в жизни, которое уже не за горами, — проницательно замечает Беа. Я бросаю на нее тяжелый взгляд. Только твоего сочувствия мне не хватает, идиотка. Или сарказма. На ней красное платье, которое как перчатка обтягивает ее выдающиеся формы. Рекламщики слюной подавились, когда она наклонилась, чтобы взять что-то со стола. Смешно…

— Свадьба была запланирована пять лет назад. И это не приятная неожиданность. Рания — достойная девушка из хорошей семьи. Она будет отлично женой.

— Но ты вряд ли будешь хорошим мужем, — проницательно замечает Беатрис.

— Обыкновенным, как тысячи других мужей в моей стране, — пожимая плечами отвечаю я.

— И ты уже наметил кандидатуру на роль второй жены?

— Второй жены не будет, — холодно отрезаю я. — Это не твоё дело, Беа. Не слишком ли много личных вопросов ты задаешь в последнее время?

— Прости, Адам, — с милой улыбкой святой невинности, кивает мисс Мур. — Ты очень напряжен, что уже становится заметным. Сегодня с представителями «Мортен групп» ты был немного резок.

— А, по-моему, сама любезность. К тому же, они пялились на твою грудь, Беа, — выразительно опускаю взгляд в ее декольте. Она самодовольно улыбается, наклоняется и тянет мой галстук, распуская петлю, ее пальцы скользят ниже, расстёгивая пуговицы на рубашке, пробираясь к ремню.

— Что ты делаешь? — наблюдая за ее действиями сквозь опущенные ресницы, спрашиваю я.

— Тебе необходимо расслабиться, иначе я не доживу до конца этой командировки. Ты страшный деспот, Адам Саадат, — порочно улыбается мисс Мур.

— Ты помнишь правила? — сухо спрашиваю я. Беа расстёгивает ремень и тянет вниз ширинку, глядя на меня томным, немного одержимым взглядом.

— С Меланией Йонсен на яхте тоже был только минет? — задает еще один запрещенный вопрос Беа, сжимая мой член и двигая по всей длине пальцами.

— Ты снова пересекаешь черту, Беатрис. Еще один личный вопрос о Мэл, и мы с тобой попрощаемся.

— Мэл, значит. Так интимно.

— Если собралась болтать, то проваливай из машины, — грубо говорю я. Она опускает голову, почти профессионально работая губами. Я отворачиваюсь, глядя в окно на, несущиеся мимо, ночные огни Дрездена. Мое тело в данный момент живет отдельно от разума. Мне необходима разрядка, и неважно, как и кто это сделает. Я слишком вымотан, чтобы искать кого-то еще. Сгодится и Беатрис. Но все-таки меня не покидает смутное раздражение и злость. На нее на себя, на то, что я не чувствую и доли того, что испытывал с неумелой, но срывающей напрочь башню, маленькой Мэл. Все эти противоречия внутри вызывают волну гнева, которая направляется на единственного человека, который сейчас находится в моей власти.

Я хватаю ее за волосы и опускаю ниже, толкаясь прямо в горло. Она так не умеет, но мне плевать, что завтра она будет хрипеть и вряд ли скоро сможет нормально есть. Беа упирается. Хватаясь пальцами за мои колени, давится и мычит, делая себе только хуже. К ее счастью все заканчивается быстро и стандартно. Я толкаю ее прочь, захлёбывающуюся слезами, слюной и моей спермой. Все это стекает с ее подбородка прямо на грудь, которой так любовались наши партнёры. Посмотрели бы они сейчас на эту шлюху.

— Ты омерзительна, — застёгивая брюки, я швыряю ей салфетки. — Вытрись и научись хоть немного уважать себя. Иначе так и будешь сосать до конца жизни.

— Как ты смеешь! — шипит Беа, приводя себя в порядок. Потекшая тушь и распухшие губы не делают ее привлекательнее. Я даже в рот ей больше никогда не дам. Отворачиваюсь и снова смотрю в окно.

— Я смею, потому что ты мне это позволяешь. Попробуй поспорь, — ледяным тоном произношу я.

— Ты — бесчувственное чудовище, Адам. Ты же знаешь, почему я позволяю тебе подобное. Ты давал мне повод думать, что у тебя тоже есть ко мне симпатия…