Таран

Юрка вспомнил: да! Он уже спускаться хотел, а Даша топнула этого лежачего каблуком по голове… Ну и зараза! И он такую гадину принял за ангелочка! Там, на лестнице, когда она начала пинать Крылова или как его там, Таран подумал, будто это она просто мстит за насилие. Но, выходит, если насилия не было, то за что ж она била этого типа? Да еще и череп пробила своей подковкой! Это ведь какой силы удар нужен! Быстрый, четкий, отработанный, наверное… Такие сгоряча не наносят, тем более бабы. Во адова кукла! А он-то думал, что она в Москве Станиславского штудирует!

— Что? Страшненько стало? — злорадно произнес босс. — За мокруху отвечать надо. Тем более что ты у нас такого братка замочила, которого еще поискать надо. И больше того — ты нас подставила, курва! На том братке вещица была, которая должна была у меня лежать, а она теперь к ментам попала. Трясешься? Правильно делаешь! Потому что теперь тебе, падла, не жить. И недоноску твоему — тоже. За дурость тоже отвечать надо, хотя мне его по-человечески жалко.

— Я не нарочно! — истерически завизжала Даша, заливаясь слезами.

— Заткнись, лярва! И не визжи, еще не режут. У вас есть шанс, хотя и маленький. Вечером сюда приедет один человек. Не мент, не прокурор, но судьбы людей решает гораздо быстрее. Так вот: если он, дура траханая, услышит от тебя, что Седой это дело против Жоры Калмыка организовал, может быть, и выживешь. Дескать, слышала случайно, краем уха. Больше ничего не говори, не вспоминай. Допустим, когда тебя Седой у теремка высаживал, то будто бы пробормотал: «Теперь Калмык почешется!» Запомнила?

— Да-а… — плаксиво сказала Даша, но в голосе ее уже слышалась затаенная радость.

Таран напряженно соображал, теперь ему во всей этой катавасии многое прояснилось. Не иначе Седой выдал их тем, кто обвинял его в подставе — потому что был точно уверен, что они против него никаких показаний не дадут. А этому — не иначе он и есть Жора Калмык! — нужно, чтоб этот самый «человек, который судьбы решает», был убежден в том, что подстава была. Тогда Седого братки замочат, а Калмыку будет легче жить.

— Ну, а ты, пацан, — почти по-дружески произнес Жора, — если повторишь все так, как мне говорил, и ничего лишнего не добавишь — почти наверняка жить будешь. Само собой, если промолчишь насчет того, что я только что этой стерве говорил. Не промолчишь — сдохнешь, и очень тяжкой смертью. Понял?

— Понял, — мрачно отозвался Таран. В принципе, он был не против того, чтоб Седого замочили. Он ведь, гад, когда отправлял их сюда, знал, что их тут не пирожками кормить будут. Другое дело, что посулом Жоры даже подтереться нельзя. Не оставят в живых ни его, ни Дашку. Так что жить им осталось всего-навсего до вечера…

— Хорошо, что вы такие сговорчивые! — хмыкнул Калмык. — Я даже не рассчитывал, что так быстро столкуемся… Полтора часа сэкономил, братва. Не поразвлечься ли малость, а? Слышь, Дашка?

— Не надо-о… — пробормотала она. Но это «не надо-о» было скорее заигрыванием, чем прошением о помиловании. Это даже малограмотный в сексуальных вопросах Таран понял.

— Ну как же «не надо», когда надо? — произнес Калмык. — Такую девку забесплатно — и пропустить? Плохо о нас думаешь, девушка. Раздевайся! А то поможем…

— Может, музычку включить, Жорик? — услужливо предложил кто-то из подручных. — У нас тут есть магнитолка…

— Точно, стриптиз надо под музыку делать, — поддакнул кто-то еще.

— Заводи! — позволил Жора.

«Музычку» подобрали как раз под плавное раздевание. И Таран, который стриптиза в натуре не видел — по телику, правда, что-то похожее было! — впервые смог полюбоваться на то, как баба раздевается под музыку. Наверное, если б у него были деньги посетить какой-нибудь ночной клуб — такие даже у них в провинциальном городе уже имелись! — то он посмотрел бы на все эти телодвижения не без удовольствия. Конечно, если б там, на сцене, вихлялась какая-то другая баба. Но здесь, перед восемью сопящими мужиками (сам Таран в счет не шел!), выдрючивалась его Даша! Конечно, она уже и без этого упала в его глазах до самой низшей точки, но все-таки Юрка не ожидал того, что увидел.

Нет, он вовсе не думал, будто Даша наотрез откажется раздеваться. Потому что прекрасно знал — не так-то это просто отказать такой компании. Ясно, что, если захотят раздеть, — разденут. У Тарана руки скованы, да и были б свободны — не смог бы он ей ничем помочь. Пару фингалов одному-двум, может, и поставил бы, но не более, а его за это превратили бы в котлету. Да и настроения не было подвиги совершать. За ту Дашу, которую он, как выяснилось, сам себе придумал, Таран дрался бы насмерть, а за эту, продажную шлюху, — погибать не хотелось.

Тем не менее он все-таки ожидал, что Даша начнет раздеваться нехотя, со страхом, стыдом и так далее. То есть уступая силе, из-под палки, так сказать. Но увидел совсем другое.