Тарантул

ПРЕЛЮДИЯ К ТУПОМУ КАЙЛУ

мама/ хоть я не делаю ни малейшей попытки дисквалифицировать унылую мрачную тебя. мама с безутешным пастырем на плече, брильянт за двадцать центов у тебя на пальце, я больше не играю со своей душой как с жестяною игрушкой/ теперь у меня глаза верблюда и сон на крюке… прославить твои судебные процессы было бы легче всего, но ты не королева — звук, вот королева/ ты принцесса… и я был твоею медовой землею, ты была моей гостьей и я не стану терзать тебя

«есть вопросы?»
спрашивает преподаватель, маленький
светловолосый мальчик в первом ряду
поднимает руку и спрашивает
«сколько до Мексики?»

бедная оптическая муза, известная как дядя и несущая шмат ветра и деревьев с луга и дядя такого рода, что говорит нежным шепотом «хули мули» при встрече с фермером, который говорит «вот. вот вам немножко голода.» и оттягивает к тошнотворному себе кое–какую прекрасную и тонкую работу/ торговая палата пытается сообщить музе, что миннесотский жир был из Канзаса, да и не таким уж жирным, а просто широко известным своей тяжестью, но они возводят напротив, через луг, супермаркет и это будет заботой о фермере

«кто–нибудь хочет быть чем–нибудь
неординарным?» спрашивает
преподаватель. самый находчивый пацан
в классе, который приходит в школу
пьяным, поднимает руку и говорит
«да, сер. я бы хотел быть
долларом, сер»

дадаист–метеоролог выходит из библиотеки после того, как внутри его побила кодла хулиганов/ он открывает почтовый ящик, влезает в него н засыпает/ выходят хулиганы/ они этого не знают, но в их среду проникла кодла религиозных фанатиков… вся группа озирается в поисках какой–нибудь легкой добычи… и решает заняться каким–то безработным билетером из кино одетым в одеяло и лётную пилотку/ без одной секунды четвертое июля и он не отбивается/ дадаиста–метеоролога отправляют по почте в Монако, у грейс келли рождается еще один ребенок и все хулиганы превращаются в пьяных бизнесменов

«кто может назвать мне имя
третьего президента
соединенных штатов?» девочка со
спиной, полной чернил, поднимает
руку и говорит «эрнест табб»

еще голубых пилюль папа и кулдыкни маленьких замысловатеньких пилюль/ эти фонтанирующие лебеди, ритуалы и цыплята в твоих снах — их одобрили и дали ордер на бешеный обыск да и ты, знаменитый Викинг, выхватывающий мину замедленного действия из наконечника фильтра Софии, а потом вниз по какому–то джеку дэниэлсу и выбираешься там, чтобы встретить Джеймса Кегни… раскачивающийся армадил–броненосец для твоего друга, твоей верной толпы и мона лиза у тебя за спиной… Боже ма, обожатели пекут его и как бы я хотел принести облегчение ему и почтить миром его через вены его. успокоить его. всемогущий и убить ужасного гиппопотама из его кошмара… но я не могу ни принять никакого имени мученика, ни заснуть ни в каком наслаждении застенка и устал от полости… смехотворный, мертвый ангел монополизирует мое право на голосовые связки, собирая ее овцеродителя загодя и в–дом–вводя в поминальный список. она враждебна, она древня… арета — золотая сладкая/ чья нагота — пронизывающая штука — она как лоза/ твой счастливый язык ни за что не сгноит меня

«есть ли кто–нибудь в классе, кто
может назвать точное время, когда его
или ее отца нет дома?» спрашивает
преподаватель, все
внезапно роняют карандаши
и выбегают за дверь — все, кроме,
разумеется, мальчика в последнем
ряду, того, что носит очки и
таскает яблоко

собираются сочные розы к кашляющим рукам и срывают национальные гимны! всем привет! футбольное поле объято пламенем, голубиным с аллеями, где автостопщики бродят и поджигают свои карманы, резонируя монахинями и бродягами и отказывая хилому сирийцу, буруны полуразума; неразлучные как джеки и джиллы и восковой Михаил с церковного акра, которые плачут в расцвете себя и кляпа их близнецов… пустые корабли в пустыне и постовые регулировщики на метле и плача и прицепившись к дурацкой кувалде и все тромбоны разваливаются, ксилофоны трескаются а флейтисты теряют своих ближних… пока весь оркестр, стеная, отшвыривает меры и удары сердца, пока знание того, кто на самом деле твои друзья, окупается, но также окупается и знание того, что у тебя нет никаких друзей… как окупается знание того, чего нет у твоих друзей — дружелюбнее иметь то, за что платишь