Неожиданно оказавшийся в этой ситуации крайним, Фарт начал неловко оправдываться:
— Командир, да я мимо шел, вон, из гаража, я тут причем? Она уже на ногах не стоит. Вон, сейчас свалится мордой в грязь. Эй, корова! Поднимайся, давай!
Вишня никак не отреагировала на окрик, продолжая сидеть на корточках, бессмысленно уставившись в забор. Тарч заподозрил, что девушка все-таки вдрызг пьяна или банально заснула, воспользовавшись первой же выдавшейся ей минуткой относительного покоя.
— Так, Фарт, убери этот кусок мяса с территории базы, прямо сейчас, — отрезал Резун и захлопнул окно, через которое разговаривал с бойцом.
— Пойдем, больше ничего интересного показывать не будут, — Дуст повернулся и отошел к столу, легким касанием увлекая за собой Тарча.
— Ее что, убьют?
— Забудь про нее, мой друг. Жизнь женщины в Улье тяжела и скоротечна. Это мир мужчин, Тарч, в котором женщинам не место. Знаешь, сегодня у меня много дел, и, пожалуй, я тебя не буду подробно опрашивать. Тем более, что я и так вижу — перемен никаких. Я начинаю подозревать, Тарч, что ты аномалия. Я вкачал в тебя столько споранов, спека и гороха, что без моей поддержки ты уже давно бы превратился в кваза.
— Кваза? — перед глазами Тарча все еще стоял уводящий Вишню Фарт, но слух зацепился за незнакомое слово.
— Надо выделить тебе отдельного лектора. Я, честно говоря, утомился все разжевывать. Квазы — это иммунные, которые лишканули с приемом гороха, жемчуга, да и с живцом можно переборщить. Если принимать все это слишком часто, или неправильно, концентрация активного вируса становится слишком высокой и в организме начинаются необратимые мутации. В лучшем случае, иммунный приобретает черты зараженного: увеличиваются мышцы, укрепляются и расширяются кости, меняются зубы, пропадает половое влечение, ведь зараженные бесполы. В худшем, человек теряет все дары Улья и внешне становится неотличим от развитого зараженного. Такие люди живут в стабах, но их не любят, стараются избегать, а отдельные фанатики могут даже убить. Избежать подобных последствий, а происходят они в основном после приема жемчуга, помогают услуги знахарей. Очень я хочу тебе сказать, дорогостоящие услуги, цени. Хотя ты мне ничего не должен — это же я тебя накачиваю активным вирусом сам, в своих интересах.
Дуст сделал приглашающий жест и Тарч улегся на кушетку. Знахарь самостоятельно, не вызывая помощника, застегнул фиксирующие ремни и вколол очередную дозу экспериментального наркотика.
— Друг мой, сегодня мы проведем необычный эксперимент. Данная доза спека должна вызывать не только блокаду боли, но и существенно повышать регенерацию. Кроме того, регенерировавшие ткани должны укрепиться. И объект, то есть ты, должен получить локально выраженные свойства зараженных, но без мутации и без превращения в кваза.
— Что это все означает? — Тарч только сейчас понял, что впервые связан по рукам и ногам так, что самостоятельно освободиться не сможет.
— Сейчас увидишь. Я бы мог дождаться, когда ты отрубишься — это свойство спека я уже умею контролировать, но мне не хотелось бы что-то делать втихомолку.
Знахарь подошел к одному из железных шкафов, открыл замок и достал большие ножницы для резки металла.
— Больно тебе не будет, мой друг. Боль уже блокирована. Так что отнесись к ситуации философски. И смотреть не обязательно.
Взявшись за рукоятки двумя руками, Дуст пристроил ножницы к мизинцу правой ноги Тарча и одним движением отрезал его от ступни. Палец не оторвался сразу, повиснув на остатках кожи и сухожилиях, но знахарь одним резким движением оторвал остатки тканей и положил мизинец в заранее приготовленную металлическую емкость.
Больно действительно не было. Но зашедшийся в панике, одурманенный наркотиком мозг Тарча сам достроил эту боль, которая наверняка была немыслимой, невообразимой, и которая должна была отправить организм в болевой шок в первые же секунды. Тарч заорал так, как не кричал даже тогда, когда схватил и держал Цыгана, как не кричал никто на его памяти, даже та женщина, которую загонял первый увиденный им монстр. Он пытался дергать ногой, убирать стопу в сторону, но это не помогло и знахарь без особых проблем, перекусил ножницами и оторвал следующий палец.
Голосовые связки от невероятного напряжения тут же оказались сорванными, и кричать больше не получалось. Дуст отрезал палец за пальцем, прижигая кровоточащую плоть раскаленным на газовой горелке ножом, уже заканчивал с левой ногой и пристраивался к правой. А Тарч мог только хрипеть, призывая божью кару на безумного знахаря, на кем-то проклятую базу, на Резуна, на руководство Орлиного — на всех, кого мог вспомнить, и отдельно — на Улей, превращающий людей в бесчеловечных выродков. Сознание покинуло его только тогда, когда знахарь закончил работу и уже покидал кабинет.