Тарикат (СИ)

Пожав плечами — может старик на ухо туговат — я проследовал за ним. За дверьми открывался узкий темный коридор, кончавшийся аркой. Вдоль стен слева и справа в углублениях притаились двери. Старик испарился, будто и не было его, и даже эха шагов не доносилось. Стены и потолок неприятно давили, а воздух казался затхлым, как в подземелье. Сбросив наваждение, я решительно двинулся прямо на свет, льющийся в коридор через портал.

Едва я ступил в просторный светлый зал, мое внимание приковал мозаичный купол. Сложный узор создавал впечатление гигантской сети, наброшенной на небесный свод. Яркие островки, разбросанные по всему куполу, напоминали дивной красоты цветы-звезды. Ниже под куполом по всему периметру расположились окна, чередующиеся с глухими порталами, также украшенными мозаикой.

Солнечный свет и мозаичный узор пробуждали некую магию, и вся эта конструкция, казалось, начинала оживать. Пояс окон и порталов медленно раскручивался по часовой стрелке, пестрый небосвод опускался прямо на меня. Я застыл, позабыв о дыхании, и погружался в эту мистерию. Узор купола распахнулся, засиял пронзительно-голубым, и я ощутил, будто меня тянет туда, в этот ослепляющий свет. В ушах зазвучала музыка, подобной которой я никогда не слышал на земле. Сладкозвучные голоса звали меня к себе и не было сил противиться их зову, да я и не хотел. Стопы уже начали отрываться от каменных плит...

Звонкая хлесткая пощечина обожгла мою кожу. Краткая вспышка в глазах, и вот я снова стою в зале ханаки, а передо мною — дервиш в лоскутном халате яростно вперился в меня взглядом.

— Далеко собрался? — ехидно поинтересовался старик, сдвинув кустистые брови.

— Э-э-э... я просто...

— В рай раньше времени захотел попасть? — продолжал наседать дервиш. — Так его еще заслужить надобно.

Я стоял, хлопал глазами, пытаясь прийти в себя, и не понимал, о чем толкует этот странный старикашка.

— И откуда ж тебя, такого дурачка, принесло? — не унимался хамоватый дервиш.

— Из Ирама, — губы будто сами выплюнули ответ, не давая мне времени на размышления.

— И как оно там, в Ираме? — ничуть не удивившись, ровным тоном спросил старец.

Мне уже порядком надоели расспросы этого оборванца, поэтому я не стал церемониться и нанес выпад его же оружием.

— А ты сам кто такой? И чего привязался ко мне?

Дервиш вскинул брови в притворном изумлении, но ответить не успел. В зал стремительно вошел высокий чернобородый мужчина, поклонился старику и почтительно произнес:

— Учитель, приехала повозка из дворца. Теркен-хатын нижайше просит вас почтить ее своим присутствием.

— Ох уж эти вельможи, — посетовал старец. — Не дают старику побыть наедине с Аллахом. Ступай, Фархад-ака, скажи, пускай обождут. Теркен-хатын все равно сейчас обедает.

Мужчина поклонился и бесшумно покинул зал.

Старик постоял какое-то время в задумчивости, не обращая на меня никакого внимания. Затем будто вспомнив что-то, развернулся и бросил устало:

— Ты чего пришел-то?

Вздрогнув от его голоса, я не сразу нашелся.

— Шейх... мне нужен шейх.

Старик не ответил, неспешно двинулся к выходу. Однако в арке обернулся, пронзил меня взглядом и бросил негромко:

— С родичами попрощайся сперва. Разговор у нас будет долгим.

И скрылся во мраке коридора, оставив меня в недоумении.

На выходе из дома я столкнулся с мужчиной, который прервал нашу с дервишем беседу. Поколебавшись, я все же обратился к нему:

— Ака, а кто это старик, с которым я беседовал в зале?

Тот посмотрел на меня как на идиота и осудительно покачал головой.

— Упаси тебя Всевышний отзываться о великом шейхе без почтения, — назидательно продекламировал мужчина. — Он — великий предводитель, звезда веры, Полюс ислама, довод мистической школы, восстановитель правоверия, доказательство Истины — Наджмаддин аль-Кубра, да освятит Аллах его тайну, да будет Он доволен им и его семьей.

Я замер, будто громом пораженный, а в душе вспыхнуло пламя стыда, а вслед за ним надежды: шейх обещал помочь. Наконец-то я смогу разобраться с тем, что творится со мной. Буря осядет, воздух очистится и откроется моя истинная суть. И память о моем прошлом...

Рассеянно поблагодарив послушника, я заторопился в стойло, потянул за собой жующую Ханым и потрепал по загривку Садика.

— Вперед, друзья мои, негоже противиться судьбе, если она указует тебе путь.

Садик одобрительно тявкнул, Ханым ткнулась мордой мне в лицо.

До вечера я слонялся по Гурганджу, любовался архитектурой центральной части, наблюдал за суетящимся людом на рынке, вдыхал привычные и незнакомые ароматы. Я впитывал в себя звуки, запахи, взгляды, жадно дышал этой незримой, но вещественной густотой жизни — и не мог надышаться, словно умирающий на смертном одре. Опомнился, когда солнечный свет налился пунцовыми красками, а улицы постепенно стала заполнять приятная вечерняя прохлада.

Хусана и Азиза я застал во дворе караван-сарая, мужчины навьючивали верблюдов, готовясь к обратной дороге.

— Ну, где тебя шайтан носит? — раздраженно проворчал дядя. — Караван до Мерва отправляется через полчаса. Цепляй вот эти вьюки на свою одноглазую красотку.