Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Позднее Тарковский говорил о том, что его «преследовал многие годы один и тот же сон. Я входил в дом, в котором родился, бесчисленное количество раз переступал его порог… Я всегда понимал при этом, что мне это только снится, но при этом было поразительно ощущение материальности, реальности пригрезившегося. Мне показалось, что, если мне удастся реализовать этот сон в фильме, он покинет меня, что мне таким образом удастся освободиться от чувств, сопутствовавших этому видению. Это была довольно тяжелая ностальгия, тянувшаяся назад и не оставлявшая впереди никаких перспектив. Вначале я попытался написать рассказ, а затем, поскольку я все-таки в первую очередь режиссер, все это оформилось в кинематографический замысел. Но в процессе реализации этого замысла, сам я оттеснялся куда-то на задний дальний план – и в результате получилась картина совсем иная, нежели поначалу задумывалась. Тем не менее, создавая “Зеркало”, мне действительно удалось освободиться от преследовавших меня воспоминаний. Хотя теперь, как ни странно, я скучаю об этих воспоминаниях, и в меня вселилось ощущение большой потери. Я думал, что, избавившись от этих воспоминаний, я облегчу себе отношение к жизни. А сейчас мне кажется, что потеря осложнила мою ситуацию, ибо вакуум, который образовался после этого в душе, так ничем и не заполнился. Говорят, что нельзя возвращаться на старые места. Не воссоздавай заново развалин… Наверное, это справедливо… Потому что, оказывается, ощущаешь себя в итоге обманутым и обкраденным… Видно за этим соблазном кроется какой-то самообман…»

Однако накануне съемок Тарковский с великим тщанием по крупицам воссоздавал мир, канувший в прошлое, во всех материальных его приметах… И как часто бывает у художников, постепенно замысел его, связанный с глубоко личными интимными мотивами, укрупнялся в своей общественной значимости. Лирические, камерные интонации, с одной стороны, сообщали фильму удивительную, щемящую сердце доверительность, а, с другой стороны, доверительность эта распространялась так далеко, что Автор и закулисный герой фильма, поверяя нам свою боль и всю свою жизненную философию, делился с нами, в конце концов своим самым общим мироощущением.

Те, кто ждал от картины только лирических воспоминаний, только психологически точных и прозрачных зарисовок прошлого, были обескуражены… В разговорах вокруг «Зеркала» не раз проскальзывало недоумение. Результат не соответствовал таким ожиданиям. Многие полагали, что прекрасно воссозданным на экране ностальгически терпким воспоминаниям мешает мешанина во времени или хроникальные вставки. Поговаривали с сожалением, что Тарковский-де искусственно переусложнил форму, что это «несовременно» тогда, когда уже стало вновь «модным» хронологически последовательное изложение сюжета… Подлинные поклонники Тарковского тосковали по утерянной в фильме «простоте и невинности», покоренные прежде изначальным замыслом картины. Да, «Зеркало» так менялось и переформировывалось заново в процессе работы, что требовались определенные усилия, чтобы отключиться от ожидавшегося результата и переключиться на ту новую эстетическую и этическую реальность, которая предлагала теперь более многомерное, многосложное в ощущении времени пространство. Разное время существовало в «Зеркале» в единовременности.