Читаем Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью полностью

Художественный образ – это искусственно созданное, уникальное и совершенно неповторимое явление, которое в отличие от жизненного впечатления нельзя причислить к какой-то повторяемой серии похожих конкретных дел и событий. Как в тех же хокку – «нет, не ко мне, к соседу зонт прошелестел». Сам по себе прохожий с зонтом, увиденный нами в жизни, решительно ничего не означает, кроме того, что мы его увидели. Но в контексте художественного образа с выразительным совершенством и простотой фиксируется жизненное мгновение, уникальное и неповторимое для автора. Из двух строк мы можем легко представить себе его настроение, его тоску и одиночество, и серую слякотную погоду за окном, и тщетное ожидание, что кто-нибудь чудом заглянет в его уединенное жилище. Удивительная широта и емкость художественного выражения достигается усилием художника, наделившего точную фиксацию ситуации и настроения особой, волшебной аурой.

Заметим, что до сих пор мы намеренно не коснулись того, что называется образом-характером. Давай начнем этот разговор с Башмачкина или Онегина… Как художественные типы они аккумулируют в себе, как утверждают учебники, определенные социальные закономерности, обусловившие их появление. С одной стороны. А с другой – несут в себе некие общечеловеческие мотивы. Обычно говорится, что тот или иной персонаж реалистической литературы типичен, потому что выражает целую серию особенностей, обусловленных их жизненными условиями. В этом смысле можно утверждать, что Башмачкин или Онегин имеют массу аналогов в жизни, а потому они типичны для своего времени. И это правильно! Но одновременно они, как художественные образы, абсолютно уникальны и неповторимы. Они описаны или воссозданы художником слишком крупно и выпукло, слишком отчетливо и остро заострены, чтобы мы могли уверенно заявлять, что Онегин… да прямо как мой сосед… Нет! Это образ, концентрированный художником уникальностью его восприятия, его мыслью о таких персонажах и его переживаниями таких персонажей, ставших его усилием образами. Нигилизм Раскольникова, определяемый в параметрах исторических и социологических, конечно, типичен, но в личностных и индивидуальных приметах усилием Достоевского он становится неповторимым образом. Если назвать Гамлета типом, то можно поинтересоваться, а «где вы гамлетов таких видели?!». Но образ Гамлета неповторим и едва ли типичен…

Возникает парадоксальная ситуация – образ знаменует собою наиболее полное выражение типического, и чем более полно он выражает, тем индивидуальнее, уникальнее становится сам по себе. Фантастическая вещь – образ! Типическое может становиться частью образа, но образ всегда значительнее типического. В определенном смысле он гораздо богаче самой жизни, пожалуй, в том смысле, что выражает идею абсолютной истины.

Означают ли в функциональном смысле что-нибудь Леонардо да Винчи или Бах? Нет, они ничего не означают, кроме того, что означают сами по себе – настолько они независимы. Они видят мир будто впервые, не отягощенные никаким опытом, и стараются воспроизвести его с максимальной точностью. Их взгляд уподобляется взгляду пришельцев, смотрящих на мир откуда-то сверху.

Хотя любое творчество связано со стремлением к простоте, к максимально простому способу выражения. Но стремление к простоте должно способствовать выявлению глубины воспроизводимой жизни. А это и есть самый мучительный процесс в творчестве – поиски простой формы выражения, то есть наиболее адекватной постигнутой тобой истине. Так хочется достигнуть многого малыми средствами, малой кровью. Но, увы, связь обратно пропорциональна: добиться простоты – значит измучиться до последней степени. Пережить опасения своего нежелательного следования тому или иному, уже признанному кинематографическому стилю. Хотя стиль – это всего лишь постигаемая и наиболее близкая твоей идее форма выражения. Но так важно, чтобы свободное, профессиональное владение формой, как ремеслом, не мешало творческому постижению единственно правильного способа изложения, соответствующего твоему замыслу.

Стремление к совершенству побуждает человека делать духовные открытия, осуществлять максимальное нравственное усилие. Художник выражает истину, в полной мере воссоздавая свой образ действительности. Ведь движущая тенденция развития человечества, как я полагаю, в стремлении к Абсолюту. А потому понятие реализма в искусстве связано для меня с этой тенденцией. А реалистично искусство тогда, когда оно стремится выразить нравственный идеал. Реализм – это стремление к истине, а истина всегда прекрасна. Здесь эстетическая категория соразмерна этической.

Суркова. После того как вы описали свое понимание природы образности в искусстве вообще, есть смысл вернуться в кино. Нельзя ли теперь подробнее рассказать, из каких составляющих складывается кинематографический образ, по вашему мнению, что является его доминирующим началом?

<p>О времени, ритме и монтаже</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза