Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Делая картину, не сомневаешься, что тебя волнует и заботит то же, что интересно другим людям. Ведь вступая в любой диалог с собеседником, непременно предполагаешь, что обсуждаешь с ним либо взаимоинтересную проблему, либо стараешься заинтересовать его тем, что важно и интересно тебе, что тебя волнует. Так что, делая картину, конечно, надеешься, что она найдет отклик у зрителей, отзовется в их душе. Но для этого не нужно льстить этому зрителю, заискивая перед ним. Зрителя нужно уважать. Тогда контакт с большей или меньшей частью аудитории возникнет на глубоком и настоящем доверии. Этот контакт тем шире, чем более людей владеют одним и тем же, понятным всем языком. Не столь важно, понравится картина или нет, но важно получить зрителей, готовых обсуждать картину на уровне затронутых в ней проблем, потребовавших определенной эстетики. Как сказал Гете: хочешь получить умный ответ, спрашивай умно. Действительно, диалог художника со зрителем может быть плодотворным только при условии владения общим языком и на уровне понимания темы, художественно выраженной.

Что и говорить? Скажем, развитие литературы насчитывает около двух тысячелетий… А молодое кино долго доказывало и доказывает до сих пор свою возможность соответствовать в полной мере проблемам своего времени, подстраиваясь к уровню других почтенных искусств. Сомнительно до сих пор, существуют ли кинематографисты, достойные сопоставления с именами Пушкина, Достоевского или Томаса Манна? Сам я, пожалуй, так не думаю, нащупывая этому объяснение. Молод все-таки кинематограф, все еще ищет специфику своего языка, лишь иногда приближаясь к ее постижению. Это движение к более полному осознанию своей самости сильно тормозится двусмысленным положением кинематографа между искусством и производством. Вопрос специфики киноязыка очень непрост, а рассуждения, собранные в этой книге, – еще одна попытка хоть что-то прояснить в этой области. Во всяком случае, давно уже настало время всерьез задуматься, в чем состоит достоинство искусства кино.

Мы до сих пор знаем нетвердо тот «материал», из которого лепится образ будущего фильма, как знает живописец, что его материал – краски, а писатель знает, что его орудие воздействия на аудиторию – слово. Чтобы осознать тот или иной авторский кинопочерк, нужно почувствовать его воздействие на себя, которое заставит задуматься о его сути, логике и значении. Но никуда не денешься от того, что бывают зрители, наделенные тонким природным слухом, чутким к поэтике того или иного художника, чье мироощущение наиболее адекватно приближено и как бы тождественно данному реципиенту. Не знаю, что сказать о кинематографе в целом, но внутри нашего общего движения каждый художник ищет в кино свой, индивидуальный голос – ведь пользуются живописцы одними и теми же красками, полотен создается великое разнообразие. Словом, для того чтобы «самое массовое искусство» становилось настоящим и подлинным искусством, необходимо приложить еще множество усилий как самим художникам, так и зрителям.

Я специально сосредоточился на тех объективных трудностях, которые переживают, как зрители, так и кинематограф. Но это вовсе не означает фатальной неизбежности конфликта непонимания между художником и зрителем. Естественно избирательное воздействие художественного образа на аудиторию. Это органически естественное свойство искусства. Просто именно в кино проблема массовости зрительской аудитории приобретает особую остроту в связи с дорогостоящим производственным процессом. Эта ситуация заставляет рекламировать картины, может быть, не самые яркие в художественном отношении, но привлекающие массовую аудиторию. И сторониться картин, прокат которых может оказаться проблематичным для больших коммерческих сборов. Это превалирующая рыночная оценка фильмов.

Но если задуматься о культурной и общественной значимости более сложных картин, задуматься о развитии эстетического и художественного вкуса «народа», то следует не осложнять жизнь художников, заставляя их каяться и исправляться, дрейфуя к «зрительскому» кино. Начальство вынуждает к этой псевдодемократической, а по сути, лакейской позиции, конечно, не забота о развитии подлинного киноязыка и художественных возможностей экрана, но рыночная зависимость кинематографа. Сегодня зрителю предоставлено право выбора своего фильма, но режиссер не может сослаться на то, что ему неинтересно работать для той подавляющей части аудитории, которая ищет в кино только развлечения и отвлечения от своих проблем.