Тарлан (сборник)

Рассыпают там три-четыре пригоршни замоченной пшеницы.

В первую неделю пшеница прорастает, нежно-зеленые всходы дает.

Всходы друг с другом спорят, теснят друг друга.

Сверху они кисеей покрыты, со временем сквозь кисею пробиваться начинают. Всходы водой обрызгивают, под солнечный свет подставляют.

Ростки на сумаляк – Навруза знак!

3

Собрала бабка Хальдон эти всходы, в деревянную ступу сложила.

Матушка Аймомо их в той ступе толчет. Толчет-толчет, старается.

Пустили всходы сок. Матушка Аймомо разливает сок этот в глиняные чаши с водой.

Сок потихоньку в воде растворяется, с водой смешивается.

Выливает матушка Аймомо воду с соком в казан сумалячный.

Сходятся на варку сумаляка женщины.

Семь пришло, нечетное число. Хорошо бы, чтобы четное было.

Стали женщины совещаться, кого восьмой позвать. Рядили-рядили, дошли наконец до одной, некой Мунаввар.

– Эту позвать, ерунда получится, а не сумаляк!

Это бабка Хальдон выпалила.

Задумались женщины. Друг на дружку поглядели. Вот ведь закавыка какая… Головой покачали.

– Будь по-вашему! – сказали.

Про эту Мунаввар в народе разговор шел, что ведет себя не слишком скромно…

Такими вот уважением и честью сумаляк пользуется!

Стали женщины сыпать в казан муку, какую с собой принесли.

Вокруг казана кружком расселись. Сидят, переговариваются, за казаном приглядывают.

Дети их, за матерями увязавшиеся, вокруг дома играют. Перекрикиваются, ссоры затевают.

Стали женщины тоже в эти ссоры вмешиваться. Разгорячились, уже и «тыкать» друг другу начали.

«И что они в детские ссоры влезают? – матушка Аймомо думает. – Говорят же, дитя безгрешно. Поссорится – тут же помирится».

Помыла матушка Аймомо семь камушков с боярку величиной. Помыла, в бурлящий казан бросила.

4

Сказывают, жила в этом тленном мире одна бедная женщина. Звали ее Анаизор, «Мать слез». Не было никого беднее ее, никого бесприютней. Ни доли, ни воли не дало ей небо!

А что дало ей, так это изобильное потомство. Деток у нее было полон подол! Начнешь считать – собьешься.

Вот вечером как-то проголодались детки, стали к матери руки тянуть.

– Мама, мама, кушать хотим! – чуть не плачут.

Что делать? Анаизор рукава засучила, говорит:

– Сейчас приготовлю, подождите…

Развела в очаге огонь, казан подвесила.

Огонь пылает, казан накаляется.

Вот только что в казан бросить, не знает Анаизор. Весь дом обыскала, весь двор облазила. Не нашла такого, что в казан положить можно.

Так ничего деткам своим голодным и не смогла дать.

Те поплакали-поплакали, да и уснули.

Сидит Анаизор над детками, на голодный живот заснувшими. Сидит-сидит, у самой сердце разрывается.

Судьбу свою проклинает и кровавые слезы льет.

– Ой, бедность моя горькая!

Проснулась на рассвете детвора. Голодные, кушать просят, плачут. Корми их!

У Анаизор от горя разум помутился, стала бегать вокруг, хоть что-то найти, чтобы в казан бросить.

Тут ей на глаза семь маленьких камушков попались.

Помыла их в глиняной чашке да и в казан бросила.

Потом подняла крышку, заглянула в казан, а он полон снеди! Стала снедь та сумаляком зваться. А сам сумаляк стал главным наврузовским блюдом.

5

Исчезли камушки в бурлящем сумаляке…

Стемнело.

Беседы-разговоры утихли. Одна женщина сидит, веретено держит, другая – вату с хлопкового семени сучит.

Раньше рассвета сумаляк не сварится!

Тут бабка Хальдон да и говорит:

– Давайте загадки загадывать, что ли!

– Хорошая мысль вам в голову пришла, – одобрили женщины. – Будем друг другу по очереди загадывать.

Кто предложил, тот и начинать должен.

Говорит бабка Хальдон:

– Ну, вот… Длинная девка, лбом по полу стучит, платком по полу шуршит. Что это?

– Станок ткацкий!

– Казан с ноготок, да весь с едой?

– Орех!

– Старушка-вострушка, чужое доброе схватит, к себе скорей тащит?

– Мышка!

– Тихо живет, себе платок шелковый ткет?

– Червь шелкопряда!

– Два брата, живут рядом, а друг дружку не видят?

– Глаза!

А сами все за огнем следят, в очаге шуруют.

Если жар хоть настолечко спадет… все, прокиснет сумаляк!

Такое вот капризное блюдо!

– Птица медная, не бедная, сидит за столом, всем скажет «салом!».

– Самовар!

– И гору свалит.

– Топор!

– Не стережет, не лает, в дом не пускает?

– Замок!

– Блестит-блестит огонек, не погаснет огонек, драгоценней, чем алмаз, самый дорогой дружок!

– Глаз!

– Ни рук, ни ног, не замок, а дому сторож?

– Тесьма юрты!

– Еда без соли?

Задумались все. Одни одно говорят, другие – другое.

Никто отгадать не может!

Одна матушка Аймомо, которая эту загадку загадала, улыбается себе, коленки поглаживает. Сидит развалившись, довольная. Наулыбалась, на сумаляк рукой указала:

– Еда без соли – сумаляк!

6

Далеко еще до сумалячного рассвета.

Стали женщины придремывать.

Матушку Аймомо тоже ко сну клонить стало. Но глаз не смыкает. Раз уж ты кайвони, гляди за сумаляком в оба.

Глядит матушка Аймомо, приглядывает, тут и светать начало.

Взяла матушка половник, сумаляк по деревянным чашкам разлила.

Женщины по домам стали ходить, сумаляк разносить. Большие, маленькие – все сумаляк с пальцев слизывают!

Говорят, в человеке тысяча болезней сидит.

Один раз слизнешь сумаляк – сорок болезней как не бывало!

7

Взяла матушка Аймомо плошку с сумаляком и домой отправилась.