Тарлан (сборник)

Огляделась матушка Аймомо. Сбегала в конец двора, лестницу приволокла. К стене приставила, забралась наверх, выглянула… Успокоилась немного.

В дом вошла, на постель бросилась.

Плачет, остановиться не может. Плакала-плакала, да и заснула.

13

– Не пущу я больше эту бабку Киммат, – говорит вечером отцу нашему.

– В чем дело?

– Видеть ее не могу!

– Других людей нет, бабушка. И эту бабку бригадир нам еле-еле дал.

– Других нет – ладно, сами управимся.

14

Отец наш Каплон в сенях настил соорудил.

Матушка Аймомо «кашку» по настилу разложила.

Хотя дни жарки были, еще печь затопили. Чтобы воздух для червя подходящий был.

15

Через неделю «кашка» ожила.

Зашевелилась, закопошилась.

Время червя на листья пускать.

16

Отец наш Каплон на склон сходил, молодых ветвей наломал.

Матушка листья с ветвей обрывает, среди грены раскладывает.

Червь листья поест, окукливаться начнет.

17

Настил в сенях в три слоя червями наполнился.

Отец наш с матушкой всю утварь, которая в доме стояла-лежала, из дома вынесли, во дворе под навес сложили.

Настил в доме в три этажа и в три ряда соорудили.

И он тоже червями наполнился.

А червь все родится.

Теперь уже из комнаты для гостей всю утварь вынесли, под навес сложили.

Настил в комнате для гостей в три этажа и в три ряда соорудили.

Вся большая комната для гостей червями наполнилась-переполнилась.

Нет больше в доме места. Одна кухня осталась.

Все казаны, чашки-плошки вынесли, под железный навес сложили.

Настил на кухне в три этажа соорудили.

Во дворе всю утварь, какая лежала-стояла, тоже под навес снесли.

По всему двору листья для червя разложены.

Не осталось для отца нашего и матушки места для жительства.

Только рядом с курятником еще место свободное, с ковер величиной. Здесь с зимы куча гузапои осталась.

Притащили отец наш с матушкой сюда ковры, чтобы сидеть-лежать было где.

– Рядом с курятником даже лучше, – говорит матушка. – Куры кудахтаньем будить будут.

Так вот отец наш с матушкой червю весь дом отдали, сами рядом с курами ютятся.

Червь в первую спячку впал.

Через два дня и две ночи пробудился. Начал листья жадно есть.

Пришел колхозный шелковод, поглядел.

– Тьфу, – говорит, – чтоб не сглазить.

Червь во вторую спячку впал.

Снова два дня и две ночи спит.

И на этот раз, проснувшись, на листья набросился. Только принесешь, они уже все в дырочку.

Настало время третьей спячки.

На этот раз через два с половиной дня и две с половиной ночи проснулся.

Еще, говорит, листьев, листьев давай!

Глядит отец наш Каплон, как червь листья пожирает.

– Во даёт, а! – говорит. – Сам с ноготок, и где у него только живот помещается…

Пол под настилом весь, как просом, черным пометом покрылся.

Матушка только и успевала выметать.

Впал червь в четвертую спячку.

На полтора дня и полторы ночи заснул.

18

Сел отец наш на лошадь, снова за листьями отправился. На взгорьях с тутовых деревьев ветки срезает. Срезал-срезал, руки устали.

К стволу тута спиной прислонился, дышит тяжело. Сидит, вдаль смотрит. Глаза сами собой закрываются…

Вдруг видит, старец на белом ишаке, в белой чалме через арык едет.

Незнакомый старец, не местный.

Мимо тута, под которым отец наш сидит, проехал.

Показалось, на старика Намаза похож.

Склонил отец наш голову, поприветствовал старца.

Не ответил старец на приветствие.

Насторожился отец наш. За ствол ухватился, в землю поглядел.

Нет старца…

Как под землю провалился.

Отец наш по сторонам глядит.

Нет старца!

Сердце заколотилось. Оттянул отец наш ворот, внутрь поплевал.

Ветки дорезать не стал, связал, сколько было. На лошадь взвалил, восвояси поскакал.

Давай-давай лошадь погонять. Боится, что старец тот снова появится.

19

Домой не в себе вернулся. Растерянным вернулся, печальным.

А тут матушка из хлева за ягненком бежит.

– Ну, хватайте же его! – кричит. – Что, мне одной все это хозяйство нужно?

Погнался отец наш за ягненком.

Носится ягненок по двору. Да и забился куда-то.

Поискал-поискал отец наш ягненка. Нашел его, за ноги схватил.

Не удержал его, вырвался ягненок. К забору шарахнулся, стоит.

«Ягнят гонять – это детей работа, Хушвакта работа», – думает отец наш.

Наклонился отец наш, руки развел, на ягненка бросился.

Снова не поймал. Дернулся ягненок и вырвался.

Отец наш на корточки сел, на ладони поплевал. Ладони все ободранные. Сам весь в пыли с головы до ног.

«Эх, был бы Хушвакт, в два счета бы его поймал…» – снова подумал.

Загнал ягненка в угол двора, руки растопырил, схватил, к груди ягненка прижал. На этот раз не вырвался.

Отнес его в хлев, сел с ним на корточки перед овцой.

Пока овца ягненка не видела, доиться не желала.

Принялась матушка овцу доить:

Я овечку подою, турей-турей,
Ласковую я мою, турей-турей,
С молока овцы моей, турей-турей,
Скоро стану здоровей, турей-турей…

Овца размякла, морду к ягненку тянет. Полилось молоко.

Отец наш поднялся, к выходу попятился. Взгляд от овцы отвел.

Сердце защемило…

Мужское разве это дело – сидеть вот так? Стоять вот так, с ягненком, дело взрослого разве?

До каких пор он работу Хушвакта делать будет?..