Читаем Тартак (на белорусском языке) полностью

Баiцца мацi нечага... Хiба яна, Таня, не схавалася б ад уласаўцаў у хлеве, каб у Германiю не пагналi? Другi раз яе ўжо не папёрлi б у вёску да Мiронавай хаты... Не ў хлеве, дык у бульбеўнiку на гародзе схавалася б. Бульбеўнiк вялiкi, свiней з яго не вiдаць, калi ўлезуць у бульбу...

Алёша недзе дома... Бяжыць на двор вулачкай ля паркана i смяецца, паказваючы зубы, як i яго брат, Юзюк. Мацi яшчэ з-за парога накрычыць на Алёшу, што ён аблыхаў з ранiцы, як сабака, усю вёску - як толькi галава ў яго на карку асталася i як толькi зямля яго носiць... Што ён без бацькi зусiм адбiўся ад рук, не стыкаецца дома, i што яму, неслуху, трэба даваць i даваць лупцоўку, колькi ўлезе, i ён яе некалi схлапоча, не мiне... Пасля яна пагонiць яго за калыску - калыхаць блiзнюкоў, а сама, правячыся, пойдзе да печы i стане бразгаць пасудай на лаўцы ля прыпечка. Алёша будзе маўчаць у парозе, натапырыўшыся, як шашок, i сапцi носам; тады, калi мацi "астыне", ён адыдзецца ад ложка, што стаiць у iх ля акна ад гароду, прыхiнецца цiха да брыжа i пачне кратаць адной рукой калыску. Скрып, скрып... - заскрыпiць прывязаны вяроўкай да бэлькi канец сухой бярозавай жэрдкi, а Алёша будзе спадылба глядзець у парог, дзе мацi, i зусiм не слухаць, як плачуць у калысцы блiзнюкi, пакуль мацi зноў не закрычыць на яго, каб ганяў мух. Тады ён пачне ганяць мух - памахае рукой, засунуўшы пад пасцiлку, i, калi сцiхнуць блiзнюкi, адвернецца; не будзе глядзець нi на мацi, нi на калыску. Прылiпне да акна, праз якое вiдаць загуменне, дзе ля пунь сцiрты саломы i за дарогай жоўты пясок, i стане ўглядацца туды, успамiнаючы, мусiць, учарашнiя гулi. Пасля засмяецца цiха, угнуўшы плечы i паказаўшы зубы. Тады ён зусiм падобны на свайго Юзюка.

Таня кожны раз заставала Алёшу ля калыскi, калi хадзiла да Сяргеiхi. I сама калыхала блiзнюкоў. Нават адхiнала пасцiлку i глядзела на iх. Ляжаць у глыбокай калысцы намiтуськi - сюды галава - туды галава, у палатняных полачках, спавiтыя чырвонымi паясамi з кутасамi, i кратаюць вусенкамi: смокчуць суслы з белай анучкi...

Алёша, калi смяецца, - вылiты Юзюк...

Ля дарогi над ячменем мiтусяцца ў пыле белыя матылi, як хто iх перасыпае, i лятуць ззаду за калясьмi. Яны ляцелi кучкай аж з вёскi з аселiцы: пырхалi i садзiлiся на гразь, ля маста, калi пiла ў рацэ кабыла.

Таня глядзiць на матылёў, i ёй хочацца саскочыць з воза i палавiць iх у жменю: махаць рукой, сцiскаючы пальцы ў кулак, i прыгаворваць:

Матыль, матыль, дай мукi,

А я табе маку...

Яна гэтак лавiла матылёў, калi была такая, як Алёша. Цяпер ёй пайшоў пятнаццаты...

Матылi на гары астаюцца ззаду - мiтусяцца недзе аж ля Алёшавых калёс.

Алёша ўжо дома...

Таня думае пасля, дзе ж цяпер яго брат, Юзюк. Недзе ўжо ля Дзвiнасы... Адтуль яшчэ далёка да Палiка...

Ляскочуць наперадзе ў некага калёсы. За Кур'янаўскiм садам гудзяць i гудзяць ад палудня самалёты. Храпе кабыла, скрыпiць пад мяхамi задняе кола, рэжацца аб загваздку. З меха аднекуль на руку пырснула жыта, дробненькае, сухое, аж счарнела: залеташняе, мусiць. З дзiркi, цi што? Крычыць, махаючы рукамi, на сваёй падводзе Боганчык. Зноў страляюць уласаўцы ля маста.

Калi блiзка пад'язджаеш да ячменю, сыплецца на твар чорная мошка, дробная, што мак, лучае ў вочы, i тады пячэ пад павечкамi...

Таня трэ вочы кулакамi, а калi адплюшчвае, пад павечкамi яшчэ горш рэжа i балiць...

Та-та-та... - стукае несцiхана ля маста кулямёт, якраз як i тады, калi яна вяла мацi пад пахi з хаты на двор пад паветку, а Панковым гародам беглi па бульбе на аселiцу да маста партызаны...

Стала холадна, як ноччу пад ранiцу ў Карчаватках у балоце, калi не было дзе сесцi, бо ўсюды чвякала вада...

Таня сцiснулася на возе ў камяк, падкорчыўшыся i ўгнуўшы галаву. Бачыла цяпер перад сабой толькi, як махае хвастом кабыла; а калi варочала галавой, каб зiрнуць, дзе страляюць, ёй былi вiдаць на Алёшавых калёсах адны мяхi.

Янука старога з Настай зусiм не ўгледзiш за пылам.

Цыў... - свiшча над дарогай, якраз як тады, калi яны ехалi па загуменнi i Юзюк бег ля калёс, паганяючы кабылу.

"Дзе цяпер Юзюк?.."

Та-та-та... - здаецца, страляюць зусiм блiзка ў ячменi i на двары ля школы.

Застрыгла вушамi кабыла i, напяўшыся, скочыла ў ячмень. Таня пачула, як у яе зачапiлi ля нагi сена. Яно зашапацела, што сухая трава на купiне на балоце...

Яна адсунулася на возе ўзад i яшчэ больш нагнулася, апёршыся рукамi на мяхi. Пайшла навыцяжку кабыла па ячменi, якраз там, дзе падымаўся пыл, - як сумысля.

Закрычаў нехта ўперадзе на дарозе... Здалося, як усё роўна на двары пад паветкай Юзюк... Ён забягаўся па яе... I што гэта ён казаў? Каб яна кiнула матку? Ён i яшчэ ёй гаварыў... Яна помнiць што... Ёй яшчэ нiхто такога не гаварыў... Яна i не думала нiколi, што такое гавораць... I каб хто, а то Юзюк, Алёшаў брат, тоўсты, як лантух, лабаты i босы... I глядзiць ён спадылба, i ў хаце ў iх двое блiзнюкоў...

Пыл падымаўся цяпер ля самых калёс; пабегла кабыла, мусiць, па загонах: кiдала з боку на бок...

Тады закрычала на ўсю дарогу Наста...

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары