Тартарен на Альпах

Въ ландо опять послышались оживленные голоса, смѣхъ и шутки, и опять Тартаренъ терялся въ догадкахъ, не могъ рѣшить, что же, наконецъ, за люди его веселые, беззаботные спутники? Блондинка съ прежнею заботливостью укрывала пледомъ больнаго брата и необыкновенно живо передавала разсказы Тартарена про его охотничьи подвиги, прелестно выкрикивая: "пафъ!… пафъ!…" Ея спутники то восхищались геройствомъ охотника, то недовѣрчиво покачивали головами.

Вотъ и станція! Это старый трактиръ съ полусгнившею деревянною террасой на площади большаго села. Тутъ останавливается вереница экипажей, и, пока смѣняютъ лошадей, голодные путешественники кидаются въ залу нижняго этажа, выкрашенную зеленою краской и пахнущую затхлымъ. Столъ накрытъ не болѣе какъ на двадцать человѣкъ; пріѣхало шестьдесятъ. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ происходитъ невообразимая толкотня, слышатся крики, дѣло доходитъ до рѣзкостей между "рисовыми" и "черносливными" изъ-за соусниковъ; хозяинъ мечется, какъ угорѣлый, хотя каждый Божій день въ тотъ же самый часъ тутъ проходятъ дилижансы и происходитъ то же самое; мечутся служанки, хронически застигаемыя ежедневно врасплохъ, что представляетъ весьма удобный поводъ подавать только половину блюдъ, значащихся на картѣ, и награждать туристовъ фантастическою "сдачей", въ которой бѣлыя швейцарскія су сходятъ за полуфранковыя монеты.

— Не позавтракать ли намъ въ экипажѣ? — сказала блондинка, которой очень не нравилась вся эта суетливая толкотня; а такъ какъ прислугѣ не до нихъ, то молодые люди отправились сами добывать кушанья. Одинъ возвращается, потрясая въ рукѣ ногой холодной жареной баранины, другой тащитъ длинный хлѣбъ и сосиськи; лучшимъ же фуражиромъ оказывается, все-таки, Тартаренъ. Правда, ему представлялся очень удобный случай отдѣлаться въ этой сутолокѣ отъ неудобной компаніи, или, по крайней мѣрѣ, справиться про итальянца; но онъ объ этомъ не подумалъ, увлеченный желаніемъ угодить "своей крошкѣ" и показать ея спутникамъ, что можетъ сдѣлать тарасконецъ въ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Когда онъ съ важнымъ и сосредоточеннымъ видомъ сошелъ съ крыльца, неся большой подносъ, уставленный тарелками, посудой, отборными кушаньями и швейцарскимъ шампанскимъ съ золотою головкой, молодая дѣвушка начала апплодировать и восхищаться:

— Да какъ же это вы умудрились?

— Не знаю… Надо же какъ-нибудь выручаться… по-нашему, по-тарасконски.

О, блаженныя минуты! На всю жизнь останется въ памяти героя этотъ чудесный завтракъ, лицомъ къ лицу съ "златокудрою крошкой", почти на ея колѣняхъ, при опереточной обстановкѣ, на сельской площади, зеленѣющей рядами деревьевъ, подъ которыми мелькаютъ живописные костюмы швейцарокъ, прогуливающихся парами, какъ куколки. Какимъ вкуснымь казался ему хлѣбъ и какими сочными — сосиськи! Само небо какъ будто умилостивилось и взглянуло благосклонно на ихъ веселье; дождь, правда, не переставалъ, но падалъ лишь рѣдкими каплями, какъ бы для того, чтобы только напомнить. насколько цѣльное, неразбавленное водою швейцарское шампанское опасно для головы южанина.

Подъ верандой трактира пристроился квартетъ изъ двухъ великановъ и двухъ карликовъ въ яркихъ лохмотьяхъ, которые можно было принять за уцѣлѣвшіе, по негодности, отъ распродажи обанкротившагося ярмарочнаго балагана. Завыванія этихъ уродовъ смѣшивались съ звяканьемъ тарелокъ и звономъ стакановъ. Пѣвцы безобразны, нелѣпы; глупо-неподвижны; Тартаренъ находитъ ихъ восхитительными. бросаетъ имъ пригоршни су, къ немалому изумленію обывателей, окружающихъ распряженное ландо.

— Fife la Vranze! — раздается изъ толпы старчески-хриплый голосъ и выдвигается впередъ высокій старикъ въ необыкновенномъ голубомъ мундирѣ съ посеребренными пуговицами и фалдами до пятъ, въ громадномъ киверѣ, похожемъ на капустную кадку, съ высокимъ султаномъ, такъ отягчающимъ его старческую голову и плечи, что онъ иначе не можетъ ходить, какъ балансируя руками, подобно канатному плясуну.

— Fieux soldat… отставной солдатъ, по билету… служилъ Карлу десятому…

У Тартарена свѣжи въ памяти разсказы Бонпара, и онъ посмѣивается изподтишка, подмигиваетъ:

— Знаемъ, старина… знаемъ эти штуки!…

Но онъ, все-таки, даетъ ему серебряную монетку и наливаетъ вина. Старикъ тоже посмѣивается и подмигиваетъ, самъ не зная ради чего, потомъ вынимаетъ изо рта огромную фарфоровую трубку, поднимаетъ стаканъ и пьетъ "за здоровье компаніи", чѣмъ еще болѣе убѣждаетъ Тартарена въ томъ, что онъ имѣетъ дѣло съ однимъ изъ товарищей Бонпара. состоящихъ на службѣ "компаніи". Ну, да пускай себѣ! Пей онъ за что ему угодно… Вставши въ экипажѣ, Тартаренъ высоко поднимаетъ свой стаканъ и, со слезами на глазахъ, во весь голосъ провозглашаетъ тостъ: "За Францію… за дорогую родину!…" потомъ за гостепріимную Швейцарію, которой онъ счастливъ публично засвидѣтельствовать свои горячія симпатіи. Наконецъ, обращаясь къ своимъ спутникамъ и понижая голосъ, онъ пьетъ за здоровье своихъ спутниковъ и выражаетъ имъ свои добрыя пожеланія.