Тарзан знал, что так будет продолжаться, пока туземцы не приведут себя в заменяющее им храбрость истерическое состояние, достаточное для того, чтобы пойти в наступление. Он сомневался, что им удастся захватить деревню с первой попытки, но со второй или третьей они неминуемо прорвутся в ворота, и тогда начнется избиение его смелых, но невооруженных и недисциплинированных защитников.
Как и предполагал человек-обезьяна, первый натиск ни к чему не привел. Воины с завываниями выбежали на открытое место, но его сверхъестественно дикого клича хватило, чтобы остановить их и заставить метнуться обратно в кусты. С полчаса они доводили свое мужество до нужного состояния, после чего опять пошли на приступ.
На этот раз они добрались до самых ворот, но, когда на них накинулись Шита и ужасные обезьяны, вклинившиеся в их ряды, чернокожие в ужасе завопили и вновь убежали в джунгли.
Танцы и выкрики возобновились. Теперь Тарзан не сомневался: на сей раз они ворвутся в деревню и завершат дело, которое горстка белых успешно закончила бы с первой попытки.
Быть в шаге от спасения и потерпеть неудачу, не сумев объяснить своим бедным диким друзьям, чего он от них хочет! Это было ужасно, однако в глубине сердца человек-обезьяна не винил их за это.
Они сделали все, что смогли, и теперь были готовы умереть рядом с ним, тщетно пытаясь его спасти. Он в этом не сомневался.
Чернокожие готовились к новому штурму. Некоторые из них подобрались к деревне на небольшое расстояние и призывали остальных последовать их примеру. Через мгновение вся дикая орда ринется вперед и доберется до частокола.
Тарзан же мог думать только о маленьком ребенке, затерявшемся где-то в этих жестоких, безжалостных джунглях. Его сердце сжималось при мысли о сыне, которого он больше не сможет спасти, и о страданиях Джейн – только это угнетало его в последние, как он думал, мгновения его жизни. Единственная помощь, на которую мог полагаться человек-обезьяна, подоспела в нужный момент – и все зря. Больше надеяться было не на что.
Чернокожие были на полпути к деревне, когда внимание Тарзана привлекло поведение одного из антропоидов. Тот не сводил глаз с одной из хижин. Тарзан проследил за направлением его взгляда и, к своей крайней радости, увидел бегущего к нему храброго Мугамби.
Огромный негр был очень возбужден и тяжело дышал, словно от крайнего физического напряжения. Он бросился к Тарзану, и, когда первый из дикарей добежал до ворот деревни, нож Мугамби уже рассекал последнюю из веревок, удерживавших Тарзана у столба.
На улице лежали тела воинов, убитых ужасной командой Тарзана в минувшую ночь. У одного из них человек-обезьяна взял копье и узловатую дубинку, так что, когда толпа дикарей уже вливалась в ворота, он встретил их лицом к лицу. Рядом с ним был верный Мугамби, а за их спинами рычали страшные звери.
Началась ожесточенная битва, но в конце концов дикари обратились в бегство – скорее от страха, вызванного видом чернокожего воина, сражающегося на стороне белого человека вместе с пантерой и огромными разъяренными обезьянами, чем от неспособности победить сравнительно небольшой отряд, который им противостоял.
Одному из нападавших не удалось скрыться, и он попал в руки Тарзану. Человек-обезьяна его допросил, и дикарь в обмен на обещание свободы рассказал, что знал, о Рокове и его людях.
Выяснилось, что рано утром вождь чернокожих попытался уговорить белых вернуться вместе с ним в деревню с ружьями и перестрелять захватившую ее свирепую банду, но оказалось, что Роков боится гигантского белого человека и его странных друзей больше, чем сами туземцы.
Он ни за что не соглашался идти в деревню, боясь даже приблизиться к ней, и предпочел поскорее увести свой отряд к реке, где украл несколько пирог, спрятанных там чернокожими. Когда пленник видел русских в последний раз, они быстро уплывали вверх по течению, а их носильщики из деревни Кавири изо всех сил гребли веслами.
Выслушав дикаря, Тарзан снова пустился вместе со своей ужасной командой на поиски сына и его похитителей.
Несколько дней усталые путники продвигались вперед по почти безлюдной местности, пока наконец Тарзан не понял, что они идут по ложному следу. Их маленький отряд сократился еще на трех обезьян, которые погибли в последнем бою.
Теперь команду составляли Акут, пять его соплеменников, а также Шита, Мугамби и сам Тарзан.
До человека-обезьяны больше не доходили слухи о тех троих, за которыми гнался Роков, – о белых мужчине, женщине и о ребенке. Кем были первые двое, он не знал, но мысль о том, что малыш и есть его сын, подстегивала и гнала дальше. Тарзан был уверен, что Роков не отступится и не прекратит преследование, а потому не сомневался, что обязательно настигнет его, – только так он сможет защитить свое дитя от ужасов и опасностей, которые тому грозят.