Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери

Несмотря на то что было полнолуние, вода в речке оставалась совсем темной. Огромные деревья нависали над берегами, образуя нечто вроде высокого свода. Испанский мох свисал с изящно изогнутых сучьев, и огромные лианы в буйном изобилии карабкались от земли до самых высоких веток и, сплетаясь в петли, опускались чуть ли не до спокойных вод.

Время от времени, однако, гладь реки впереди них нарушали то внезапно вынырнувший огромный крокодил, испуганный плеском весел, то семейство фыркающих и сопящих бегемотов, ныряющих с песчаной отмели в прохладную и безопасную для них глубину.

Из чрева джунглей, тянувшихся по обе стороны реки, доносились странные ночные крики хищников – то безумный хохот гиены, то кашляющее ворчание пантеры, то ужасное рыканье льва. Их дополняли другие странные, жуткие звуки, которые Джейн не могла приписать ни одному из известных ей ночных существ, – эти звуки казались ей еще более страшными из-за их таинственности.

Она сидела на корме лодки, крепко прижимая к груди своего ребенка, и благодаря близости этого маленького нежного и беспомощного создания впервые за все горестные дни, прошедшие с момента его похищения, чувствовала себя счастливой.

Даже не зная, какая судьба их ждет и как скоро на них может обрушиться очередной удар, молодая женщина все равно была счастлива и благодарна за эти скоротечные минуты, когда могла вот так держать на руках свое дитя. В душе она торопила приход дня, когда сможет снова взглянуть на сына и как следует рассмотреть лицо маленького черноглазого Джека.

Снова и снова напрягала она зрение в кромешной ночной темноте, пытаясь разглядеть любимые черты, но, как ни старалась, могла увидеть лишь неясные очертания детского личика.

Ближе к трем часам ночи Андерссен направил лодку к берегу – туда, где виднелся просвет между деревьями и под луной смутно маячило скопление туземных хижин, окруженное изгородью из веток колючих кустарников.

Ворота деревни им открыла женщина, жена вождя, которой Андерссен заранее заплатил за готовность помочь.

Она хотела их отвести в свою хижину, но Андерссен сказал, что они устроятся спать на земле, прямо на улице. Решив, что ее обязанности исполнены, негритянка предоставила беглецов самим себе и ушла.

Швед, объяснив в свойственной ему грубоватой манере, что в хижинах царит несусветная грязь и кишат насекомые, разостлал для Джейн одеяло, раскатал на небольшом расстоянии от нее свое и улегся спать.

Еще какое-то время молодая женщина поворочалась, ища удобное положение на жестком ложе, но наконец, пристроив младенца под боком и обняв его, она провалилась в сон.

Когда Джейн Клейтон проснулась, было уже совсем светло. Около нее столпилась кучка заинтересованных туземцев – в основном мужчин: среди чернокожих любопытство именно мужская черта характера, которая проявляется поистине чрезмерно.

Инстинктивно Джейн Клейтон покрепче прижала сына к себе, но тут же поняла, что туземцы совсем не собираются причинить ей и ребенку какой-либо вред.

Напротив, один из них даже протянул калебас с молоком – грязную, прокопченную тыкву-горлянку, покрытую застарелой коркой давным-давно свернувшейся простокваши, слоями запекшейся на краях. Но само намерение помочь глубоко тронуло Джейн, ее лицо просветлело и на миг озарилось одной из тех сияющих улыбок, о которых она уже начала забывать и которые создали ей славу первой красавицы и в Балтиморе, и в Лондоне.

Она взяла калебас в руку и, чтобы не обижать доброго туземца, поднесла его к своим губам, хотя, к собственному смущению, едва смогла сдержать приступ тошноты из-за вони, которую испускал сосуд.

Андерссен поспешил ей на помощь и, взяв из ее руки калебас, выпил содержимое, после чего вернул хозяину, подарив тому синие бусы.

Солнце уже ярко светило, и, хотя ребенок еще спал, Джейн едва могла справиться с нетерпением, так ей хотелось хоть мельком взглянуть в любимое личико. Потом туземцы удалились по приказу вождя, который, стоя немного поодаль от нее, разговаривал о чем-то с Андерссеном.

Она продолжала бороться с желанием потревожить сон малыша, приподняв край одеяла, которое теперь защищало его лицо от солнца, когда вдруг заметила, что швед беседует с вождем на местном наречии.

В самом деле, какой замечательный человек этот кок! Всего день назад Джейн считала его невежественным тупицей, а теперь, в течение только последних суток, узнала, что он говорит не только по-французски, но и по-английски, а также на туземном диалекте западного побережья.

Она всегда принимала его за увертливого, жестокого и ненадежного человека, а теперь за какие-то двадцать четыре часа ее мнение о нем изменилось на полностью противоположное. Но все равно было трудно поверить, что он помогает ей из чисто рыцарских побуждений. В его намерениях и планах наверняка была подоплека куда более глубокая, чем та, которую он пока ей открыл.