Но знатным гостям на подмогу явились солдаты из дворцовой стражи. Силы были слишком неравными, и Тарзану с друзьями пришлось отступить. Пока они про двигались к потайной двери за спинкой трона, все-таки успели нанести немалый урон силам противника. В этом немало преуспели большие обезьяны, сеющие повсеместно ужас. Правда, зверей так разгорячили схватки, что они уже с трудом различали, где свои, а где чужие, и нападали на всех без разбору.
Снаружи народ продолжал напирать на главные дворцовые ворота. Они не выдержали наконец и с шумом повалились. Толпа раскаленной лавой влилась за ограду, смяла и опрокинула охрану и, топча всех, кто зазевался, заполнила коридоры дворца.
Гвардейцы императорской стражи, большинство которых составляли закаленные в битвах ветераны, оказывали черни яростное сопротивление. В ход пошли катапульты, с помощью которых метали камни в обезумевшую толпу, но она продолжала прибывать, катясь волной по сотням мертвых тел, напарываясь на копья и падая под градом булыжников. Каменные полы в коридорах стали скользкими от крови.
Со стороны боковых ворот послышался звук военных труб. В толпе его сперва встретили аплодисментами. Мятежники подумали, что до казарм докатилась весть о восстании, и солдаты спешат к ним на помощь. Но, увы, все было совсем не так.
Первая же центурия, которая подошла ко дворцу со стороны бокового входа, врубилась в толпу, сея смерть обнаженными мечами. Чернь, воя от боли и ужаса, разбежалась в разных направлениях, оставляя своих убитых и раненых.
Центурии подтягивались ко дворцу одна за другой. Они очистили главную улицу, вошли во дворец и принялись крушить мятежников, пока в живых не осталось лишь несколько вопящих от ужаса человек, ищущих какую-либо лазейку в ограде и стремящихся спастись от обагренных кровью солдатских мечей.
Тарзан и его соратники отступили из тронного зала и укрылись в маленькой комнате с окнами, выходящими в сад. В комнату вела узкая дверь, которую легко было оборонять. Друзья выглянули из окна, за которым темнели вековые раскидистые деревья. Они намеревались покинуть дворец тем же путем, которым пришли,— по древесным ветвям, простирающимся но обе стороны ограды. Но беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — этот путь закрыт. Сад кишмя кишел легионерами. Стало ясно, что мятежная чернь перебита, и восстание захлебнулось в крови.
Комнатка, в которую втиснулся небольшой отряд, с трудом вмещала столько народу, но она служила отличным укрытием — лучшего Тарзан с товарищами не могли найти во всем дворце.
Каменные стены могли спокойно выдержать удары булыжников, выпущенных из катапульт. Узкое окно, ведущее в сад, изнутри запиралось стальной решеткой. Дверь была крепкая и оснащена, опять же изнутри, массой тяжелых засовов. Продержаться в этом убежище можно было довольно долго.
Но зачем, если легионеры не поддержали восставший народ, как надеялись Прокус и Тарзан? Мятеж потоплен в крови, и комнатка эта должна стать для укрывшихся в ней камерой пыток, а впоследствии и могилой.
Итингу не успел увести Далекту из дворца и вместе^ со всеми находился в комнате. Прокус наконец мог подойти к своей возлюбленной.
— Ах, Далекта,— воскликнул он,— я обрел тебя только затем, чтобы снова потерять. Быть может, пройдет пара часов, и мое легкомыслие станет причиной твоей гибели.
— Твой приход спас меня от смерти,— ответила девушка, вытаскивая из складок платья тонкий стилет и показывая его Прокусу.— Я не стала бы женой Фастуса. После произнесения брачного обета я вонзила бы этот стилет себе в сердце. Раз я не умерла час назад и живу дольше, чем надеялась, это уже счастье. Вдобавок, если придется умереть, то мы умрем вместе, мой любимый. Я благодарна богам за это.
— Не время сейчас говорить о смерти,— прервал их беседу Тарзан,— Вспомни, Прокус, несколько часов назад ты думал, что обречен. Но вот мы здесь. Все меняется с каждой минутой. Может быть, когда взойдет солнце, мы посмеемся вместе над теперешними страхами.
Гладиаторы, сидевшие рядом, услышали слова Тарзана и недоверчиво покачали головами.
— Всякий, кто выйдет из этой комнаты живым, отправится на костер и будет сожжен заживо или послужит пищей голодным львам в императорском зверинце. Мы, конечно, обречены, но битва была прекрасной. Я первый,— сказал немолодой гладиатору с лицом, пересеченным глубокими шрамами,— я первый благодарю тебя, варвар, за наслаждение, испытанное в чудесном бою. И за славную смерть тебе спасибо.
— Но мы еще живы,— возразил Тарзан.— Скажешь спасибо, когда умрешь. Теперь же следует подумать о том, как выбраться отсюда.
Прокус невесело рассмеялся.
— Ты, наверное, прав в своем жизнелюбии. Так что же ты предлагаешь? Я готов следовать за тобой, ибо мне совсем не хочется быть зверски убитым в этой западне. Только как же мы выйдем отсюда, ведь мы окружены?