Таська

Миша. Попробуй только! Кому это ты письма пишешь?

Тася. Наде.

Миша. А! Очень кстати. Спроси ее, думают они с Андреем возвращаться сюда? Напиши, что прежде чем решаться на обратное переселение, она бы сперва прикинула состояние здоровья Андрея. Это я ей своим врачебным долгом почитаю сказать. А там пусть сама решает.

Тася. Ты лучше сам ей напиши. Мне неудобно…

Миша. Ну что ты, в самом деле, какая…

Тася. Надя боится, ты их выпишешь из комнаты…

Миша. Пусть не выдумывает, никто их, разумеется, отсюда выписывать не собирается. Ну, хорошо. Я сам ей потом напишу. (Вынимает руки из миски.

Тася (забирая миску и протягивая полотенце). Держи.

Миша (вытерев руки, передает ей полотенце обратно, просматривает свои записи и, скомкав, яростно бросает на пол). Черт, не то! Все это чушь собачья!

Тася (подбирая брошенные комки бумаги). Что ты злишься? (Разглаживает один листок, читает.) «…На тебя одна надежда, пречистая дева. На тебя. Умоли сына своего, умоли господа бога, чтоб послал чудо…». Это что, молитва?

Миша. Дай сюда! (Вырывает у нее листок, читает, мучительно думает). Слушай, Таська: Турбин умирает, Лена просит у богородицы о его спасении… Но богородице нужна жертва, понимаешь? Что если она заместо его жизни на алтарь мужнюю жизнь положит?

Тася. Как это?

Миша. Ну, как? Очень просто – скажет богородице, ты, дескать, лучше возьми жизнь мужа, только брата моего спаси.

Тася. Придумал тоже! Это ж какое сердце надо иметь?

Миша. Ты, Таська, не понимаешь ничего. Тут психология брошенной женщины. Ты заметь – Тальберг-то ее бросил…

Тася. Мало ли, что бросил, это все равно. Ты мне скажи – любит она его?

Миша. Да какая разница?

Тася. Ну, как же? Если любит, так нипочем его жизнь за брата не отдаст.

Миша. Ну, а если нет?

Тася. А если нет, то какая же тут жертва?

Миша. Ну, тогда скажи, что, по-твоему, на какую самую большую жертву могла бы решиться женщина ради спасения брата?

Тася. Знаешь, Миша, если она мужа любит, так самая большая жертва с ее стороны, отказаться от надежды снова его увидеть.

Миша. Ну, ну! Это ты сейчас так говоришь, а вот если я б от тебя ушел, ну, к примеру, к другой женщине, небось бы не так заговорила?

Тася. Думаешь, я б твоей смерти пожелала?

Миша. А будто бы нет?

Тася. Дурень…

Слышится стук в дверь и пьяный голос: «Дуся, открой!»

Тася (громко). Рядом!

Пьяный голос: «Я извиняюссссь…». Слышны неуверенные шаги и стук в соседнюю комнату.

Миша (в бешенстве срывает с головы полотенце). Проклятый дом! Извольте поработать, когда с одной стороны у тебя соседи с их бесконечными пьяными драками, напротив благим матом орет мальчишка, которого истязает мать! И чего лучше – за другой стенкой проститутка-Дуська, к которой что ни день клиенты шастают. Куда только жилтоварищество смотрит?! Выписать бы всю эту дрянь на раз.

Тася. Миша, ну вот на счет Дуси – это ты зря. Вообще она женщина хорошая, скромная. Она, между прочим, меня рожь на обухе молотить научила.

Миша (снимая домашнюю одежду и одеваясь на выход). К черту!

Тася. Ты куда это?

Миша. В библиотеку пойду. (Одевает бабочку, франтоватый пиджак.

Тася. А чего наряжаешься тогда так?

Миша. Я, может, в редакцию забегу еще. Мне там за фельетон должны были. (Одевает пальто.) Чертовски жалко, что браслетка твоя в закладе. Она мне сейчас ох, как пригодилась бы. Я брату Косте в Киев на той неделе написал. Если выбью гонорар сегодня, пошлю ему денег, пусть выкупит поскорей.

Тася. Что-то ты уж слишком нарядный для редакции-то.

Миша. Так нужно. Я тут много с кем общаюсь в литературных кругах. Так вот там говорят, да я, впрочем, и сам это вижу, что огромную силу здесь, в Москве, бабы имеют. И уж коли хочешь в литературе пробиться, верней всего через них действовать. Так что имей в виду, если ты меня на улице встретишь с женщиной, сделаю вид, что мы не знакомы.

Тася. Вот еще новости!

Миша. Ты что, ревнуешь, что ли? (Подходит к ней, она отворачивается.) Брось, Таська. Тебе не о чем беспокоиться – никуда я от тебя не уйду. (Тася разворачивается и дает ему пощечину.) Ты, Таська, дура! (Берет шляпу и уходит, громко хлопнув дверью.

Тася (постояв как потерянная, медленно возвращается к своему столику и садится дописывать письмо). «Миша работает над романом. Пишет дома, а потом носит перепечатывать машинистке. Кажется, у него там, роман…»

Свет гаснет.