Тасмин

Шестнадцать лет Тасмин была одна. Ничего не изменилось. Никому не нужна. Все только и ждут, чтобы кто-то другой обратил на них внимание. Заметил. Выделил из толпы. Сделал единственным. Исключительным. Вечно ожидание Годо. Время, проведенное за разговорами о том, как важно любить, чувствовать, надеется, ждать. Ждать. Ждать. ЖДАТЬ.

Избитая.

Изнасилованная.

Изуродованная.

Веришь ли ты, что все будет хорошо?

Черная полоса сменится белой. Время вылечит раны. Ненависть обернется любовью.

Нет.

Все умрут.

Двери темницы скрипят.

Засовы отходят в сторону. Замки падают на пол. Стражники заходят в камеру к Тасмин.

Она не хочет никого видеть и не открывает глаз. Жестокие люди смеются над болью других. Они получают удовольствие наблюдая за тем, как человек превращается в кусок мяса, способный только стонать и молить о пощаде. Но ответа не будет. Никаких надежд на спасение. Только агония и страдание.

Стражники опускают цепи и снимают Тасмин со стены.

Они пришли сюда вчетвером, хотя справился бы и один. Девушка почти ничего не весит. От нее мало что осталось. Она не человек. Не женщина. Она никто и ничто. Оболочка годная лишь как игрушка для ветра. Мусор, который давно пора сжечь.

Мужчины хватают Тасмин под руки и тянут к двери.

От них пахнет кашей и луком. Потом. Кровью. Гибелью мира.

Тасмин чувствует боль. Ноги скользят по грязному полу. Там, где с нее сняли кожу, мясо сдирается до кости. Кандалы гремят, заглушая крики и стоны других заключенных. Тасмин не может сделать шаг и уйти. Вновь оказаться на берегу океана. Там, где волны качаются туда и обратно, будто малые дети на качелях под деревом. Веселые. Счастливые. Невинные.

Стражники тащат девушку через коридоры и комнаты. Наверх по лестнице. Дальше. По улице на площадь. И толпа заливается воем, когда видит изуродованную Тасмин, которая сейчас умрет у них на глазах. Лучшее зрелище из возможных. Бесплатное развлечение в праздничный день.

— Убийца!

— Шлюха!

— Сука!

Яркая боль заставляет Тасмин очнуться и закричать. Кто-то швырнул в нее камень. Незнакомец целился в единственный глаз, но промахнулся. Удар пришелся по носу и рту.

Толпа визжит от восторга.

— МЕРЗАВКА!

— ГРЯЗНАЯ ДЕВКА!

— УБИЙЦА!

Светит Солнце.

Зима отступила. Вьюга забрала свое белое платье и ушла в далекие Когтистые горы.

Сегодня по-настоящему теплый день. Скоро апрель. Дальше весна. Ручей в Затонувшем лесу превратится в бурлящую реку и, быть может, смоет хижину Тасмин. Так все закончится. От девушки не останется и следа. Словно она никогда не рождалась.

Стражники привязывают Тасмин к столбу посреди площади. Руки поднимают вверх и срывают с тела остатки одежды. Она выглядит как ребенок. Но толпа этого не замечает. Люди смеются над ранами и побоями. Над кровью и ожогами между ног. Над срезанными сосками и содранной кожей.

Тасмин поднимает голову и обводит взглядом площадь.

— Плачь!

— Кричи!

— Покайся и помолись!

Девушка молчит.

Там.

Чуть в стороне от толпы. На высоком помосте, среди слуг, еды и питья сидит Бледный. Он воздвиг себе трон не хуже, чем во дворце в Эфраиме. Он статуя в храме. Его маска блестит на Солнце, как будто лик божества. Время от времени Бледный швыряет в толпу куски мяса и золотые монеты.

Толпа вопит от восторга:

— Славься король!

По правую сторону от Бледного сидит лорд Линдеманн. Обрюзглый старик. Он весь перемазался жиром и залил верх платья вином. Складка на подбородке болтается туда и сюда всякий раз, когда лорд тянется к новому блюду. Он кладет еду в рот и, пожевав, сплевывает на поднос. Левая рука старика лежит между ног у Даутцен. Пальцы движутся вверх. Потом вниз.

Девочка плачет.

Она смотрит на Тасмин.

Голубые осколки весеннего неба. Там больше нет ни радости, ни покоя, который когда-то нашла в них ведьма из Затонувшего леса. Теперь только ужас. Неверие. Крик. Слезы льются по щекам Даутцен. Она никак не может узнать свою Тасмин. То, что сейчас распято на столбе по среди площади не может быть тонкой, печальной черноволосой девушкой, которая показала Даутцен волны и океан.

Тасмин отводит взгляд в сторону.

Она не хочет, чтобы Даутцен увидела, что теперь у нее всего один глаз. По-прежнему черный. Но сейчас весь в крови.

Стражник поднимает с земли бутыль с темной жидкостью. Он выдергивает пробку и льет на голову Тасмин масло. Лицо, грудь, руки, ноги, спина. Все вспыхнет сразу. Боль будет невыносимой. Пекло. Ад для убийц. Мясо средней прожарки в горячей крови, от которой идет белый пар. Девушка должна кричать. Выть. Молить о пощаде.

Толпа будет довольна.

Она уже замерла в предчувствии зрелища. В ожидании чужой муки за грехи всего человечества.

Осталось дело за малым.

Стражник обливает остатками масла хворост и поленья, сложенные вокруг столба. На площади становится тихо. Дыхание людей превращается в один монотонный шепот.

Чьи-то нервы не выдерживают напряжения, и над толпой летит возглас:

— СГОРИ В ОГНЕ, ВЕДЬМА!

Стражник улыбается.