Татьяна Москвина Смерть- это все мужчины

Наверное, это был самый талантливый человек в нашем цирке и уж во всяком случае самый добродушный. Даже отъявленные политические гадюки получались в его изображении всего лишь милыми уродцами. Фирсов напоминал увертюру Исаака Дунаевского из фильма «Дети капитана Гранта» - казалось, тёплый вольный ветер, овевая его круглое детское лицо, запутался в русых кудрях. Как положено доброму мужчине, Фирсов состоял уже в третьем браке, всех жён мы видели и лицемерно удивлялись, как это Андрюшу угораздило. Особо сильное впечатление произвела вторая жена, христианская поэтесса Анастасия Судьбинина, которая однажды явилась в редакцию босиком, в венке из сухих ромашек. Из своей раздрызганной жизни Фирсов упрямо старался слепить что-то благообразное, трудился, хлопотал обо всех семействах, в которых, само собой, имелись ребёнки. Нынешняя супруга Нина оказалась бытовой террористкой, поэтому на рабочих посиделках Андрюша, под истерические звонки из дома, сосредоточенно напивался - стремясь побыстрее дойти до абсолюта, а потом уже сдаваться в семью.

Неразговорчивый, как большинство визуальных профессионалов, Фирсов трогательно ухаживал за мной - приносил съедобные мелочи к чаю, интересовался моим здоровьем и подолгу сиживал в нашем кабинетце, глядя, как я работаю.

– Андрюша, - спросила я его как-то в раздражённую минуту, - вот к чему бы всё это было, а? Сидит и смотрит.

– Я так... - кротко отвечал замученный семейной неволей. - Любуюсь...

– Да меня лечить надо, а не любоваться мной. Я понимаю, разбираться в людях - не твоя профессия, но всё-таки ты хоть что-то мог бы замечать. - Я и замечаю. Я думаю, что ты несчастлива.

– Я и не должна быть счастлива. Как может быть счастлив монстр? Я - монстр, понимаешь? Если бы тебе дали распечатку моих мыслей за день! А ты, киса, смотришь на меня и видишь всего-навсего молодую женщину, в синем платье...

– И воротничок белый. Очень красиво. Можно я щёлкну? Что с ним разговаривать!

Из трансформера моего имени Фирсов выкроил нечто ласково-мистическое - он называл меня «Аль».

– Я, Аль, за тебя дрался в пятницу, - объявил он с гордостью, расставляя на столике свои к-чаю-дары, земмелах и косхалву. - Приходил такой... с рожей, тебя ругал. Мы с охраной его вывели. Я ему чуть в ухо не дал.

– Восточные сладости? - подозрительно сощурился Карпиков. - Где брали? На Невском? Всё равно, как говорится, рыск. Да, Саша, был шум. Но насчет в ухо дал - не знаю, не видел.

– Яне говорю, что совсем... я собирался. Это который ребёнку алиментов не платит?

– Да, милый, это твой антипод. Ты же всем платишь?

– Ну.. - пожал плечами Андрюша. - Мои ж дети...

– Вот потому я тебя пять лет вижу в этой слабо полосатой рубашке и в этой пожилой куртке, а господин Правдюченко денег зря не тратит, и он прав. По-своему прав. По законам социального леса.

– Да, в этом пункте, - сообщил Карпиков, придирчиво оглядывая кусочек земмелаха, - особого падения нравов я не вижу. Мужчин всегда заставляли содержать детей, для того и церковь установлена, и законы писаны. По своей-то воле они вряд ли...

– При чём тут церковь? Я вот ни разу и не венчался, и никто меня ничего не заставлял, - рассердился Фирсов. - Я просто вообще не понимаю, как это - бросить своего ребёнка. Буду сидеть сто лет и думать и всё равно ничего не пойму. - Ты, Андрюша, хороший мужчина. - Ты тоже хорошая.

– Поэтому-то мы с тобой и обречены. У хорошего мужчины и хорошей женщины нет никаких

– шансов пересечься в этой жизни. Эти малочисленные группы населения обычно ведут несовместное существование. Сначала хороший мальчик и хорошая девочка учатся в одном классе, но мальчик влюбляется в блондинку из параллельного, а девочка - в кретина из старшего. В районе восемнадцати - двадцати лет мальчик женится, а девочка выходит замуж, разумеется неудачно и несчастливо. Им изменяют, они разводятся, много трудятся, ищут своего места в жизни, вступают в повторный брак и честно пытаются построить наконец правильную семейную жизнь. Из дома на работу, с работы домой. Встретиться они могут лет через двадцать пять после школы - например, в больнице, где хороший мальчик лежит на второй кардиологии, а девочка на первой гинекологии Здесь они могут сильно подружиться возле жестяной баночки, набитой окурками, на чёрной лестнице, где расскажут друг другу, улыбаясь, всю свою жизнь.

– А потом? - спросил отчего-то взволнован ный Фирсов. - Подружились, и потом?

– Потом, друг мой Андрюша, они разойдутся по своим домам. Потому что они - хорошие. Потому что они не могут, глядя в глаза человеку, с которым прожили десять, пятнадцать лет, сказать - пошёл вон, не надо тебя больше, я начинаю новую жизнь, и этим они отличаются от господ Правдюченко. И поэтому господин Правдюченко поедет отдыхать на Мальдивы (и отчего это они всё время отдыха ют?), а хорошего мальчика лет в пятьдесят закопа ют в мокрый песок на Ковалевском кладбище. Де вочка продержится дольше.

– Ужасное кладбище, - подтвердил Карликов, i-Так ездить неудобно. У меня мама там. У нас вообще - ни родиться толком, ни помереть...