Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

Иван Романович уже дошел до такого состояния, что был готов ехать хоть к черту на кулички при условии, что эти кулички находились бы где-нибудь в теплых краях. Курортный город Ейск на Азовском побережье замечательно подходил Саше по климату, а хорошие отношения с руководителем театра служили гарантией того, что Ивана Романовича примут в Ейске хорошо. Или, на худой конец, нейтрально.

Наученный горьким опытом и желая избежать обвинений в непотизме, Иван Романович сказал Тане, чтобы она сама написала Раксанову письмо с просьбой о трудоустройстве. Более того, он приписал в конце письма, что просит рассматривать вопрос о приеме в труппу его дочери объективно, без каких-либо ссылок на то, что это его дочь. На самом деле эти «реверансы» были ненужными, потому что ввиду большой нехватки актеров в Ейский Советский театр брали всех желающих, но, тем не менее, принцип был соблюден и ейский сезон Татьяна Пельтцер с полным правом называла своим первым самостоятельным сезоном.

Раксанов так активно звал к себе актеров, что в итоге набрал не только основную труппу, но и передвижную, в которую была зачислена Татьяна. Раксанов вообще хорошо знал театральное дело и ставил его широко. Набрал хороших музыкантов, разыскал в Ставрополе знакомого художника, до революции рисовавшего декорации в Одесском театре, старался поддерживать добротный интересный репертуар, отдавая предпочтение классике.

– Театр – это праздник, – говорил Раксанов. – Люди приходят к нам, чтобы отдохнуть от повседневных забот…

У ейчан театр пользовался огромным успехом. Зал был всегда полон, выездные спектакли тоже проходили при большом скоплении зрителей. В станице Ясенской желающие посмотреть спектакль (давали «Лес» Островского, в котором Таня играла Аксюшу) чуть не разнесли по бревнам клуб. Если Ейск, в котором большинство населения составляли рабочие, был городом лояльным Советской власти, то казачьи станицы относились к ней со скрытым недружелюбием и ездить по ним приходилось с опаской. Могли поджечь дом, в котором разместились на ночлег артисты передвижной труппы, могли стрельнуть в окно во время спектакля. Но народ в передвижной труппе подобрался лихой, молодой, веселый и на подобные «казусы» внимания обращалось мало. Главное, что зрители неизменно оставались довольны и часто не аплодировали, а свистели, что было здесь высшим выражением восторга.

Жили в бывшем купеческом особняке, приспособленном под актерское общежитие. Ивану Романовичу, как человеку семейному, дали отдельную комнату, а Тане – койку в бывшей хозяйской спальне. Там, где спали купец и его жена, теперь стояло шесть коек. Впрочем, Танина койка большей частью пустовала, потому что она почти всегда была в разъездах.

Спектакли ставились быстро, чуть ли не каждую неделю давали премьеры (город-то небольшой, за неделю все желающие успевали посмотреть спектакль), но репетировали добросовестно. Дело же не только в сроках, но и в старании. Благожелательное отношение публики и критиков окрыляло актеров, побуждало играть все лучше и лучше. Газетные рецензии неизменно были хвалебными и отличались друг от друга только градусом похвалы. Однажды в местной газете «Известия» персонально упомянули Таню. И пускай автор заметки переврал Танину фамилию, выбросив из нее «л» с мягким знаком, отчего она стала «Татьяной Петцер», зато назвал «подающей надежды» и «талантливой», а это дорогого стоило.