Татьяна Тарханова

Игнат возвращался домой и думал о том, что он завтра скажет Одинцову. Быть бригадиром ремонтной бригады — это действительно местечко не из спокойных. Вот где жизнь настигла его и задает такие вопросы, от которых не уйдешь и не отмахнешься. Подорвал ты колхоз в Пухляках? Сбил его с ног, когда он только-только ходить начал? Так что же, всю жизнь и будешь каяться да самого себя попрекать? А стоять в сторонке, ничего не делать — это не подрыв? Выходит, и раньше жизнь подрывал и теперь ты ее подрывщик. Известно, чего ты боишься. Ну хотя бы взять на себя бригадирство. Боишься, что скажут: ишь, Игнат, в бригадиры пролез, в доверие втирается. Да это еще ничего. А коснись какой-нибудь беды — раз, тебя и по шее! Такой-сякой, в колхозе гадил и сюда пришел? Не только уволить могут. Нет, не о том ты думаешь, Игнат. Ты про совесть свою забыл. Совесть-то твоя будет чиста. Ну, сделал плохое, ошибся. Но ведь всем, чем мог, хотел делу помочь. Что тебе твоя душа скажет? Правильно сделал, Игнат! Так что хватит, посидел в холодке да в тихом уголке — становись бригадиром.

И вот он входит в Раздолье. Какое оно стало великое, необозримое. Сколько улиц, не счесть заулков. В нем, пожалуй, народу не меньше, чем в старом Глинске. Вот только дома из бывших деревенских изб. Деревня в городе. А ведь когда он приехал сюда, здесь ничего не было. Пустырь, свалка, лопушиные заросли. И кто, как не он, Игнат Тарханов, основатель Раздолья, новой окраины Глинска, города рабочих-огнеупорщиков, сплавщиков и гонимых ветром людей? Он часть той жизни, от которой пытался отгородиться. Пусть она когда-то его оттолкнула. Пусть в ней есть еще и зло, и горе, и несправедливость. Но они едины. В горе и радости. Зле и добре. В правде и даже неправде.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Игнат никогда не забывал, чем он обязан Лизавете. Ее дом был первым его пристанищем в Глинске. В самую трудную пору его жизни она, чужая и почти незнакомая, оказалась самым верным другом. Он это понимал и ценил. Но в его сердце и мыслях она занимала очень мало места, и чем меньше беспокоила, тем меньше он думал о ней. Он не задумывался над тем, как случилось, что она всеми своими помыслами ушла в огород, в заботу о грядках и базарных ценах на редиску, сельдерей и землянику.

Девять лет назад, когда он пришел в ее дом, она все рассказала ему о себе. Родилась в деревне, неподалеку от Глинска, наверное слыхал, Меглецы? В четырнадцать лет пошла в няньки к поповским детям. Поп был из церковного прихода Николы-на-Мошне. Божью святость чтил, а человеческую попирал, особенно если он мог попирать ее безнаказанно. И сбежала она от попа в Глинск, в купеческий дом. Была нянькой, горничной. Даже приходилось ездить с хозяйкой в Питер за всякими покупками. Хозяева же выдали ее замуж за своего приказчика. Жила с мужем неплохо. Сначала он был при хозяйском деле, а потом, когда у купца отобрали дом и магазин, перешел в потребиловку. И тут подоспела свободная торговля. Откуда муж взял деньги, она не знает. Может, хозяйское золото припрятал, а может быть, как-нибудь схитрил с потребиловкой, только открыл в лабазном ряду свою лавку. И закрутилось, и завертелось. Гульба пошла, пьянство. Ее бросил, выгнал на улицу, с другой сошелся. Потом оказалось, торговал ворованным, жил с воровкой. И умер в тюрьме, как вор. Что ей было делать? Пришлось в двадцать пять лет снова начинать жить. Без копейки денег, в одном платьишке, в рваных, стоптанных ботинках. Хорошо еще, что шить умела. Пошла по домам. Жила на хозяйских харчах, а деньги копила. Через год сторговала халупу. Появился свой угол, своя крыша. И тут встретила старого знакомого. Вместе с мужем в одной лавке приказчиком был, а теперь собирал на базаре плату за торговые места. Этот-то базарный сборщик и сказал ей: «Живете вы, Лизавета Пантелеймоновна, все одна и одна, пора и о семейной жизни подумать. А будущий муж перед вами». Пока она думала, стоит ли ей опять семьей обзаводиться, жених с базарного толчка, воспользовавшись тем, что она отлучилась из дома, залез в комод, взял ее деньги и как неожиданно появился, так же неожиданно и неизвестно куда исчез. Она хотела заявить в милицию, но передумала. Стоит ли из-за денег губить человека?