— Сереженька, ты храбрый, а я трусиха. Давай лучше уйдем.
— Нет, это ты храбрая, а я трус, — сказал он, когда они уже подходили к Раздолью.
Она обернулась к нему и крепко обняла. Но тут же отпрянула и сказала совсем буднично и подтрунивая над Сергеем:
— Пойдем к нам чай пить.
В доме Тархановых никто не называл Сергея женихом, но смотрели на него как на своего человека, как на будущего мужа Татьяны, и на этом основании Лизавета считала само собой разумеющимся, что он иногда помогал ей по хозяйству, а Игнат не прочь был поговорить с ним весь вечер о земле, которую Танюшин кавалер, как выяснилось, знал не хуже его самого. Что касается Санды, она относилась к Сергею по-простому и очень дружелюбно, хотя не знала, как его примет Василий, который еще ни разу не видел будущего мужа своей дочери — он вместе с бригадой слесарей пятый месяц был на Урале, куда уехал монтировать новый завод огнеупоров. Никто из Тархановых ни разу не заговаривал с Сергеем — думает ли он жениться на Танюшке, но однажды в присутствии Сергея Игнат спросил:
— А вы, ребята, где думаете жить? В Глинске или поедете куда?
Татьяна смутилась.
— Разве мы обязательно должны жить в одном месте?
— Конечно, — ответил за Игната Сергей.
— Это еще неизвестно...
— Чего же тут неизвестного, — усмехнулся Игнат и посмотрел сначала на Татьяну, потом на Сергея. Сергею подмигнул: «Не спорь, мол, с девчонкой. Поедет, когда надо будет!» И был очень доволен, что затеял этот разговор. Пусть подумают! Важное дело! Кто думает, как жить завтра, не наделает глупостей сегодня.
А вечером за общим столом Сергей уже вел разговор о том, что осенью вместе с Таней он обязательно переедет в Ленинград.
— Ты не спеши. Сначала место обживи, — сказал дед.
— А чего обживать? Комнату? Институтскую столовую?
— К работе приноровись.
— Моя работа — читай, пиши, готовься к экзаменам...
Потом, уже когда сидели вдвоем на крыльце, Таня спросила:
— Ты думаешь, мы приедем, и сразу нам комнату дадут?
— Где-то жить надо.
— Тебе дадут, а мне могут сказать — подождите. Где я буду жить?
— Под мостом, — серьезно, как само собой разумеющееся, ответил Сергей. — Больше негде.
— Одна?
— Со мной.
— Тогда не поеду.
— Постой, постой, Танюшка. А ведь перед отъездом нам придется, как полагается, зарегистрироваться, устроить свадьбу.
— Выдумаешь.
— А как же. Ведь если я буду холостой, то комнату мне не дадут. Разве ты не читала объявления: «Одиноким предоставляется общежитие».
— Тогда дед прав, сначала обживись!
— Посмотрим! — И, не боясь, что кто-нибудь может выйти на крыльцо, Сергей привлек к себе Татьяну.
— Пусти! Увидят!
— Поедешь?
— Только пусти.
Долго они сидели на крыльце и мечтали о том, как будут жить в Ленинграде. А на следующий день Сергей пришел в библиотеку с таким видом, словно он только что с кем-то подрался. Спутанные волосы, съехавший набок галстук, сжатые, подергивающиеся губы. Он протянул Татьяне письмо. Сергей, которому всегда везло, на этот раз потерпел поражение. В письме был отказ. В аспирантуру Сергея не приняли.
Но он не из тех, кто быстро сдается. И разбушевался.
— Они, наверное, думают, что я пешка... Нет, пусть скажут, почему не приняли? Водить за нос два года, а потом захлопнуть дверь перед носом. Это им так не пройдет...
— Сережа, милый, успокойся...
— Я не волнуюсь. Я просто чертовски зол. Ну, хорошо. Мы еще посмотрим! — Он круто повернулся и направился к двери.
— Ты что хочешь делать?
— Еду в Ленинград. Я заставлю их выложить все карты.
Никогда Татьяна не видела его таким. Ему изменило его обычное спокойствие, он потерял присущий ему юмор, перестал быть сговорчивым и добрым. Казалось, в нем проснулась какая-то неведомая Татьяне злая сила, и при всем том, что она сочувствовала ему, жалела его и вместе с ним возмущалась, ей было немного страшно.
Сергей уехал вечерним поездом. Татьяна с вокзала вернулась в театр. Она прошла в кабинет Дроботова грустная, молча присела на край дивана. Дроботов окинул ее ироническим взглядом и спросил:
— Проводили?
— Что же теперь будет с Сережей?
— Ничего страшного.
— Вы думаете, он добьется своего?
— А если и нет?
Татьяна вспылила:
— Как вы можете так спокойно говорить, Иннокентий Константинович? Ведь аспирантура — смысл его жизни.
— Не очень-то велик смысл, за этим желанием я пока вижу только честолюбие.
— Неужели вам все равно, как сложится судьба Сергея?
— Именно потому я так и говорю, что не все равно. Есть неженки — маменькины сынки. А есть еще неженки общественные. Я даже не знаю, чьими сынками их назвать... Их пестуют, они считают естественным, что о них кто-то должен заботиться. Один из таких общественных сынков — Сергей! Ничего, пусть его жизнь немного поучит. Не приняли в аспирантуру? А ты на деле докажи, что скажешь свое слово в науке. А то, видите ли, едва кончил учиться и уже карабкается по ученой лестнице. Лестница званий — это еще не наука.
— Неправда, Сережа много работал. Он сам мне говорил, что собрал много материала.