Татуировка с тризубом (ЛП)

Потому что вторая причина популярности мифа Габсбургов, по мнению Павлива, ясна: "разочарование украинской действительностью добралось, так же, и до патриотических галичан" и нашло отзвук за пределами Львова, в других давных "це-ка" городах. И склонило их к поискам "духа старой империи", который, как напоминает Павлив, заставлял себя чувствовать герою Йозефа Рота[77] одинаково в Злочеве, Сиполи и Вене, и которого (духа) "были лишены последующие времена, и межвоенная Польша, и немецкие или же советские "освобождения".

Да, тоска по Европе, протягивание рук к Западу, являющемуся родным миром, но который всю эту зщападную Украину едва замечает, который относится к ней словно богатый отец к нелюбимому ребенку, к тому же еще к такому, которого он поимел с любовницей, которой никогда не желал. Но западной Украине, Галичине, некуда идти, потому что мир Востока, "русский мир" – это мир нее, и она органично его отбрасывает. Я ее понимаю, потому что мой мир, Польша, не так уж сильно от этой Галичины отличается.

Но как раз именно об этом, к примеру, весь Юрий Андрухович. Писатель, которого еще при жизни объявили национальным пророком, хотя читает его, в основном, лишь западная Украина, отчасти – центральная. Восточная – очень редко. Весь Андрухович, собственно, говорит о вое по Западу. То ли его Стах Перфецкий из Перверсии, являющийся попыткой подбросить в список бонвиванов Европы собственного, украинского бонвивана; то ли Отто фон Ф,, который показывает в Москве громадный украинский фак и едущий в конце Московиады с дырой в голове на запад, в место, где пивные – это "уютные и сухие подвалы при узеньком, замощенном закоулке, где на вывеске виден симпатичный чертик с круглой от вечной попойки рожицей, с приглушенным светом, с не очень громкой музыкой и официантом, в устах которого звучит несколько загадочный оборот "проше пана". Потому что на востоке пивные обычаи совершенно другие: здесь пьют "прокисшее пиво", "ветер лохматит мокрые волосы", а "вокруг растягивается громадная азиатская, прошу прощения, евразиатская равнина, прошу прощения, страна, со своими собственными нормами и законами, и страна эта умеет разрастаться на запад, поглощать малые народы, их языки, обычаи, пиво […]".

Как-то раз я поехал встретиться с Андруховичем в его естественной среде обитания. Сам Андрухович родом из Ивано-Франковска и много об этом пишет. Ивано-Франковск (Iвано-Франкiвськ по-украински) – это центр мира Андруховича. И не только его, поскольку отсюда родом довольно много приличных писателей. Но моим любимым всегда был именно Андрухович, тут уж ничего не поделаешь.

Ивано-Франковск тоже убегал от советской и постсоветской тяжести и синевы, но чуточку не так, как Львов. Он убегал в сказку, в карпатское Макондо[78]. В живущие в горах байки живущих в горах. В Центральную Европу, в пограничья, в украинскость, смешанную с румынскостью, словацкостью, веннгерскостью, польскостью, немецкостью[79]. Во все те пограничные "-ости", сливающиеся одна с другой и образующие, в принципе, отдельную, карпатскую тождественность. Только лишь являющуюся искушающим предзнаменованием развития в полноправную румынскость, польскость или немецкость.

Я вовсе не удивлялся тому, что франковские писатели бегут в Карпаты. Вроде как и провинция, но провинция центрально-европейская, очень даже центрально-европейская, со всеми центрально-европейскими мифами, легендами и эстетикой, с охотящимся между гуцулов и бойков "цеканским" паном герцогом в тирольской шляпе (потому что в Цекании, империи, состоящей из Вены и ее окрестностей и бесконечной провинции), с гайдуками, гоняющимися за разбойниками, или наоборот, с разбойниками, гоняющими гайдуков, с лесными демонами и горными дьяволами, со всеми Трансильваниями и Руританиями на свете, потому что именно там западное воображение помещает Руританию[80]. Ах, Карпаты.

Иногда я гляжу на карту Карпатского Еврорегиона и представляю, что это независимое государство. Его форма на карте мне очень нравится. Немного Украины, немного Польши, шматочек Словакии, Румынии, Чешской республики. А вот если бы расширить Еврорегион на все карпатские страны, то даже еще чуточку Сербии, и даже щепотка Австрии для вкуса. Ах, Карпатия, Руритания, красивейшее в мире государство. Мне бы хотелось в нем жить. Я был бы самым жарким его патриотом. Хотелось бы писать о нем книги. И когда-нибудь я напишу.

Там я был уже раньше, давным-давно, чтобы увидеть тот Ивано-Франковск Андруховича. А когда приехал во второй раз, то практически ничего не узнал. Я помнил совершенно не тот город, чем тот, в который вернулся.

Тогда Ивано-Франковск был белым. Весь он был в белой известке, в белой краске. Так я тогда все это запомнил. Его перекрашивали с ног до головы, при случае весьма сильно пачкая пол. Так я все это помню: побеленные стены и мостовая в белых пятнах. По городу ездили грузовики с известкой. Сами тоже в белых пятнах. Покрытые крошащейся известкой.