Она нахмурилась. А потом заговорила осторожно, словно входила в холодную воду:
– А это здесь при чем?
– Когда у Аннабель день рождения?
Тут до нее дошло. Она потерла лоб.
– О, проклятье!
– Ничего страшного, если смотреть на вещи глобально. Но…
– Конечно, это важно. Твою мать. Почему Натали ничего не сказала?
– Наверное, не хотела ставить тебя в неловкое положение.
– Натали? Неужели такое возможно?
– Вряд ли. Но до отъезда из города тебе, пожалуй, нужно купить что-нибудь ребенку.
– Да, конечно. А что мы ей дарили в прошлом году?
– Понятия не имею, – ответил я. – Позвони Натали сегодня, извинись, а заодно попроси у нее совета относительно подарка.
– Хорошая мысль.
Некоторое время мы молчали. Казалось, мы зашли в тупик и не знали, куда направиться.
– Эми, если у тебя какие-то проблемы, то…
– У меня все в порядке.
– А почему ты вдруг начала слушать Бикса Байдербека? – спросил я, чувствуя себя полнейшим дураком.
– Господи, ты никак не успокоишься! Я случайно услышала его по радио, мне понравилось, и я не стала менять станцию. Не понимаю, откуда ты узнал, что…
– Твой телефон забит его записями.
– Ты рылся в моем телефоне? Боже мой. Когда?
– В тот день, в Сиэтле. Тогда мне показалось, что ты вообще исчезла с лица земли.
– Все, что лежит у меня телефоне, это личное.
– И с каких это пор у нас есть секреты?
– У людей всегда есть секреты, Джек, не будь идиотом. Именно благодаря секретам ты знаешь, что чем-то отличаешься от других.
– У меня нет секретов.
– Ну да, конечно. И потому ты всем говоришь, что ушел из полиции из-за того, что тебе осточертела эта работа? А почему ты не рассказываешь о том, что однажды ночью ты проснулся и начал…
– Я говорю о секретах от тебя. А что ты хотела бы от меня услышать? Что я чуть не…
– Конечно нет. Но…
Она тяжело вздохнула. Погода начала меняться, воздух становился более холодным. Мы посмотрели друг на друга, и на мгновение показалось, что стена рухнула и все противоречия между нами стали абсурдными.
– Хочешь кофе?
Она кивнула.
– Или теперь ты предпочитаешь чай?
Она не сумела сдержать улыбки:
– Нет, кофе меня вполне устроит.
Немного пройдя по пирсу, мы купили по стаканчику кофе. Направились было к берегу, но потом, не сговариваясь, повернули обратно. Всякий раз, когда мы вместе оказываемся на пирсе, наши ноги сами несут нас к этому месту.
Я вдруг понял, что произношу какую-то неловкую, странную фразу.
– Как ты думаешь, хоть какая-то его часть все еще здесь?
– Кого?
Она знала, кого я имел в виду.
– Разве ты не помнишь ветер? Как его… как ветер бросил его в нас, когда мы были на пирсе?
Она отвернулась.
– Ничего не осталось. Ничего здесь и ничего в других местах. Это было два года назад. С ним покончено.
– Нет, – возразил я. – Мы с ним не покончили.
– А я покончила, – сказала она. – Это прошлое. И не трогай его.
И ее подбородок дважды едва заметно дрогнул – я успел это увидеть. Прошло уже очень много времени с тех пор, как я в последний раз видел Эми плачущей. Слишком много, если учесть, что произошло.
– Мы об этом не говорили, – сказал я. – Никогда.
– Тут не о чем говорить.
– А мне кажется, есть.
Она покачала головой, и на ее лице появилась решимость.
– Я была беременна. В пять месяцев существо внутри меня умерло, но я некоторое время носила его в себе. Потом оно вышло из меня. Его кремировали. Мы разбросали пепел над морем. Моя матка была сильно повреждена, и у меня больше никогда не будет детей. К этому больше нечего добавить, Джек. Так случилось, и для меня все закончилось.
– Так почему же ты сменила заставку на телефоне?
– Ты знаешь почему. На той фотографии я беременна. Но я живу дальше. И тебе бы следовало. И я не думаю об этом. Не позволяю тому, что произошло, или событиям пятнадцатилетней давности управлять моей жизнью. Иногда люди умирают. Дети, отцы. А ты должен двигаться дальше. Твой дурацкий Бог Неудачи существует только у тебя в голове, Джек. Ловить некого, преступника не существует. И ничего нельзя сделать.
– Ты не можешь делать вид, что ничего не случилось.
– А и не делаю. Я больше не хочу всей этой чепухи. Я хочу быть кем-то другим.
– Поздравляю, это уже произошло.
– Сволочные у тебя замечания.
– А у тебя сволочные поступки.
И мы набросились друг на друга, точно злобные дети, два человека стояли в конце пирса и кричали друг на друга, люди с любопытством поглядывали на нас, а потом старались обойти, чтобы не попасть в зону военных действий. Некоторые слегка замедляли шаг, чтобы уловить несколько предложений, но никто не понимал, что на их глазах рушится чья-то вселенная.
То, что это произошло, и произошло именно здесь, для меня было пропитано такой горечью, что слова начали застревать у меня в горле. Теперь я уже с трудом слышал, что говорит Эми.
– Эми, просто посмотри мне в глаза и скажи, что дело вовсе не в другом мужчине.
Уже одно то, что я произнес вслух этот вопрос, вызвало у меня ярость и печаль одновременно – с тем же успехом я мог бы сказать: «Мама, почему ты больше меня не любишь?» Казалось, мне снова четырнадцать лет. А когда Эми ничего не ответила, мне стало еще хуже.
– Джек, это глупо.
– Тодд Крейн?
– Боже мой.