Как и полагается, первая серьезная мысль зародилась в баре. Я вспомнил, что у телекамер галлюцинаций не бывает, и с локального пульта включил обзор реакторного зала. На экране послушно появился Круклис.
– Проверяешь? – вяло спросил он. – Проверяй, проверяй.
Видеозапись тоже подтвердила его наличие. Пришлось с этим смириться.
– Что будешь пить, привидение?
– Да водку ж, – ответило оно.
Я принес бутылку можжевеловой, стопочки, буханку хлеба, банку груздей.
– Соображаешь, – одобрил Круклис. – В Могилеве был?
– Нет.
Когда он брал рюмку, я обратил внимание на его руку. Кожа кисти была совершенно белой, полностью депигментированной, обескровленной. Не рука, а настоящий гипсовый слепок. Впрочем, действующий.
Мы выпили, и он замолчал, хмуро кутаясь в свой балахон. Мне захотелось его потрогать.
– А вот этого не надо. Я давно уже тронутый. Хорош каламбур, а, любитель словесности?
– У тебя что, там ничего нет?
– Почему? Появляется потихоньку. Нарастет еще.
Гипсовой рукой он взял соленого груздя, отправил его в рот, зажмурился.
– Слушай, а водка не повредит твоей гемолимфе? – спросил я.
– Не переживай. Моя гемолимфа много чего выдержит.
Он кивнул в сторону реактора:
– Что ж проворонил, а? Не мог почуять?
Я остолбенел.
– Ты всерьез считаешь, что в этом виноват я?
Круклис вздохнул.
– Нет, малыш, твоя совесть чиста. И у тебя доброе сердце.
Это он точно сказал, лаборант.
– Извини, Парамон. Я не хотел.
– Чего там. Тебе тоже досталось.
– Все знаешь?
– Угу, – скучно сказал он. – Все, что могу знать.
Тут меня осенила догадка.
– Эге! Слушай, а мой инсайт у Кроноса твоих рук дело?
– Какой инсайт?
– Схема «Туарега». Этюд в багровых тонах.
– Ну… идея была моей. Реализация – нет. Еще выпьем? Отвык от этого вкуса.
– Что, плохо кормили?
– О, нет, вовсе не плохо. Только по-другому. Чистая энергия, знаешь ли. Хоть залейся. Но никакого перцу. Кристальная стерильность. Унылое это дело, Серж.
– Какое?
– Да поумнение. Разница-то на порядки исчисляется.
– Так что ж теперь, мы все…
– Не пугайся. Кто дозреет – пожалуйста. И то далеко не всякий.
– Новые возможности открываются?
Круклис вздохнул.
– Само собой. Фокусы показывать?
– Да.
– Не ожидал от тебя. Чего хочешь?
– Можешь привести в порядок Мод?
– Э, нет. Пусть все идет своим чередом. Ты и без того на меня косишься. Не хочу прослыть похитителем чужих жен.
– А не опасно оставлять ее в нынешнем состоянии?
– Нет.
– Точно?
– Точно. По крайней мере, в том смысле, какой ты вкладываешь.
– Ладно. А почему такой кислый? Жалеешь?
– Жалею, конечно. Но возвращаться в детский сад не могу. Сильно не хватает…
– Чего?
– Так, мелочи.
– А зачем появился?
– На Землю съездить хочу. Повидать кое-кого. Некоторым мозги прочистить. Попрощаться, в общем.
– На «Туареге»?
– Возвращение должно быть правдоподобным. Шума не нужно. Серж, тебе придется принять славу спасителя не только Мод, но и старого Парамона. Окажешь такую услугу?
– Славу, так и быть, приму. Но что делать с Джекилом? Бедняга еще не научился лгать.
– Ты уверен?
– Ох, нет, пожалуй.
Круклис рассмеялся.
– Правильно. Смышленый мальчонка.
– И что делать с Джекилом?
– Он же хочет свободы? Прекрасно. Выкупишь да отпустишь. С деньгами я помогу. Кроме того, у Джекила есть маленькие секреты, о которых мы знаем. Не так ли?
– Да, секреты имеются.
– Договорились?
– Ладно. Но подозревать я тебя буду.
– На здоровье. Легкий ты человек, Серж.
– Ага, симпатяга. Пойдем, погрузка уже закончилась.
– Сейчас. Тут еще один зяблик остался. Поймаю и приду.
И он помахал гипсовой кистью. Наверное, хотел еще посидеть. У реактора. Такое право у него было, конечно.
9. Дорога домой
И вот мы, все четверо (Парамон, я, да Джекил с зябликом), собрались в ходовой рубке. Двое из нас присели на дорожку. Третий ни стоять, ни сидеть не умел, но помалкивал сочувственно. Только четвертый в церемониале не участвовал, скакал да попискивал.
Пора домой! Космосом я насытился. Удовлетворился по уши. Хотелось хлебнуть настоящего морского ветра. И чтобы пальмы шумели, чайки кричали, в небе висела радуга, а вокруг ходили загорелые женщины. И еще чтобы по песку бегали дети, а из песка торчали горлышки бутылок. Скромные, в сущности, желания.
– Сам поведешь? – спрашивает Джекил.
Вступая в заговор, он попросил разрешения перейти на «ты». Захотел быть на равной ноге, психолог многомудрый. Я согласился, Круклис – нет. Заявил, что нечего баловать машины. В нем поразительно уживается дерзкий, раскованный ум с характером, вызывающим сожаление. Довольно частое сочетание для гениев. Но пример с них надо брать не во всем.
– Сам поведу, – с максимально возможной доброжелательностью сказал я.
– Я чуточку помогу? – предложил Джекил тоже с большой деликатностью.
После нашего замирения он старательно ценил две вещи – свою жизнь и мое расположение.
– Конечно, конечно, – любезно согласился я, поскольку в скором времени собирался доверить ему собственную жизнь.
Стартовый ключ входит в прорезь. Вспыхивают огни готовности. А в гулком чреве Гравитона ревут сирены. Мне показалось, что брошенная станция заплакала.
– Выключи связь, Джекил. На нервы действует.
– Джаст э момент, сэр.