Те, кто уходят

Рей допил остатки вина и посмотрел на нее. Неужели эту женщину и в самом деле волнует судьба такого человека, как Коулман? Возможно, она сейчас расстроена, но разве в ее жизни через несколько месяцев не появится другой мужчина? Или через несколько недель? Внезапно вся ее таинственность, привлекательность, поданные, будто визитка, с неизменным достоинством, которое требовало безусловного уважения, и уважения немалого, – все это словно испарилось, и Рей увидел в ней просто человеческое существо, похожее на него, не менее, а возможно, и более эгоистичное, чем он, потому что ничем иным в жизни, кроме удовлетворения своих желаний на каждом повороте судьбы, она не занималась. И в то же время ему хотелось быть галантным и великодушным, и он расправил плечи.

– А он не мог вернуться в Рим, как вы думаете?

– Мог. Но я так не думаю. Знаете, ведь Эдвард сказал мне, что столкнул вас в воду той ночью, когда мы были на Лидо. – Инес говорила это, не глядя на него. – Я так рада, что он меня обманул.

И что она сделала после этого? Вероятно, продолжила спать в одной постели с Коулманом, как предполагал Антонио.

– Вы сказали об этом Смит-Питерсам?

– Нет. Я не знала, можно ли ему верить… но в то же время я поверила ему. Ведь вы исчезли. А потом, в тот день, в воскресенье, когда Эдвард отправился на рыбалку в Кьоджу, я заглянула в его гардероб посмотреть, нет ли у него где-нибудь пистолета. Под всеми его платками я нашла ваш шарф. Тот самый, который вы мне показывали. – Она посмотрела на Рея.

– Да.

– И я решила, что Эдвард, возможно, убил вас и вытащил из вашего кармана этот шарф. И потому в тот вечер – в прошлый понедельник – я сказала ему: «Эдвард, я видела шарф у тебя под платками. Где ты его взял?» Он ответил: «Это шарф Пегги. Я взял его у Рея. Рей не имеет права держать его у себя». Что-то в таком роде. Он вдруг впал… в неистовство. И чтобы только его успокоить, я ему сказала: «Знаешь, Рей рассказывал мне про этот шарф. Он купил его здесь, в Венеции, потому что он напомнил ему Пегги, а не потому… Пегги никогда не видела этого шарфа». Вот это я ему и сказала. Но мои слова еще больше его разозлили, он сказал, что вы мне солгали и я это знаю, просто хочу ему досадить. Он тогда сунул шарф в карман, словно я каким-то образом осквернила этот кусок материи. Вы понимаете?

– Да, – ответил Рей. Он вполне мог себе представить такое. – Он увидел шарф тем вечером на Лидо. Я случайно вытащил его из кармана, и он потребовал, чтобы я отдал шарф ему.

Рей был рад рассказать об этом Инес. Он почувствовал облегчение, словно исповедался, что было странно, ведь шарф в некотором роде являлся фальшивкой. И вдруг эмоции Рея по отношению к Пегги тоже перешли в какую-то ирреальную область, его вина, эта огромная серая туча, которая нависла над его головой, внезапно стала плоской обманкой для глаза, обманкой для сердца. В отличие от шарфа любовь к Пегги не была фальшивой, но разгоревшиеся из-за того и другого страсти теперь в равной мере казались безосновательными, недопустимыми. Рея пробрала дрожь, он уронил голову, потом заставил себя сесть прямо.

– Что случилось? – спросила Инес.

– Да все эти проблемы из-за шарфа. Одни неприятности! – Рей улыбнулся. – А я ведь совершенно случайно купил его однажды утром!

– Теперь он все время носит его в кармане. Дорожит им, – серьезно проговорила Инес.

Рей мог бы усмехнуться, но удержался.

– Люди носят крестики. Но они имеют мало общего с настоящим крестом.

– Мм. Да, я вас поняла.

– Кстати, об Антонио, – произнес Рей более веселым тоном. – Я столкнулся с ним на днях на улице. Он сказал, будто вы считаете, что Коулман меня убил. Говорил так, словно вы обсуждали это.

– Нет, мы ничего такого не обсуждали, – возразила Инес. – Но я уверена, что полиция его подозревала.

– Однако вы не обратились в полицию, – заметил Рей.

– Нет. Мы не были уверены.

– Даже когда Коулман вам сказал? – спросил Рей.

– Да.

Рей подумал, что Инес, как и большинство людей, склонна все раскладывать по полочкам. Коулмана она любила (или же он просто ей нравился), поэтому будет его защищать. Смит-Питерсы были «чужаками», потенциальной опасностью, поэтому она попытается развеять все их подозрения относительно Коулмана. Рей чувствовал это, ему даже не требовалось больше задавать Инес никаких вопросов; облечь подобные мысли в слова было бы трудно, а спрашивать женщину о таких вещах – невежливо. Рей где-то читал о том, что у женщин нет абстрактного представления о справедливости. Но поскольку она знала Рея, речь об абстракции уже не шла. Он сказал:

– По-моему, вам следует сообщить полиции о его поездке в Кьоджу. Он мог снова поехать туда, ведь у него там друзья. Я тоже буду его разыскивать, Инес. А теперь мне пора. – Рей встал. – Оставайтесь в отеле, чтобы полиция могла сразу же проинформировать вас, если будут какие-то новости. До свидания, Инес.

Его «до свидания» вроде бы напугало ее.

– Где вы остановились в Джудекке? Я должна знать, как вас найти.

Рей назвал ей четырехзначный номер дома и улицу, но сказал, что телефона в доме нет.

Она выглядела разочарованной, поникшей.