Те, кто уходят

– Да, он позвонил после ухода Эдварда. Он сказал… в общем, он считает, что во всем виноват Эдвард. В конце он сказал: сначала камень, потом кусок трубы. – Инес пустым взглядом смотрела в никуда. – Он не верит, что Эдвард ничего не сделал с вами той ночью на Лидо.

Значит, Коулман стоял на своем. Рей испытал необъяснимое облегчение, услышав это. И вдруг понял: он больше не боялся Коулмана и не злился на него, а потому мог ему сочувствовать, даже жалеть его. И еще Рей знал, что Коулман больше не предпримет попыток убить его. Во время последней попытки Коулман себя исчерпал. Рей представлял себе сопротивление Коулмана жестким, как наждак, вопросам Зордия, и в этом было что-то восхитительное. Коулман придерживался своих убеждений, пусть это выглядело безумием. Рей надеялся, что и он больше не подвергнется допросам Зордия или итальянской полиции, которая еще раз просила его позвонить им.

– Зордий уезжает?

– Да, кажется, сегодня. Он сказал, на Эдварда, вероятно, наложат штраф. Видимо, это означает, что в тюрьму его не посадят.

По ее глазам Рей видел, что она надеется: тюрьмы не будет.

– Я тоже так думаю. Вы же знаете, я не выдвигаю никаких обвинений против Эдварда.

– Вы очень добры, Рей.

Рею показалось, что она изображает переживания, которых нет и в помине.

– А Смит-Питерсы? Они все еще здесь?

– Да. Но сегодня уезжают. Я думаю, они даже не хотят видеть Эдварда. Плохо. Знаете, они теперь боятся его.

Рею это показалось смешным, но он не улыбнулся.

– И как они прореагировали?

– Ну, после того как я сказала им про водопроводную трубу… я не была уверена, о чем идет речь, пока вы не объяснили… Ведь тому были свидетели, верно?

– Да.

– Они сказали: «Это ужасно. Не сделал ли он что-нибудь с Реем в ту ночь на Лидо?» Я им ответила: «Нет, ведь сам Рей так говорит». Они думали… что вам сделали какой-то укол, чтобы вы заснули или все забыли.

– Правда? – Рей откинул назад голову и рассмеялся. – А вы? Вы еще будете встречаться с Эдвардом?

– Думаю, нет. Он из тех людей, которые живут сами по себе.

– Он очень неплохой художник, – вежливо заметил Рей, чувствуя, что разговор подошел к концу.

Он оглядел интерьер «Флориана», как оглядывал «Квадри», когда напротив него сидела Елизавета. Он запомнит эту сцену с Инес. Она не питала к Коулману сильного чувства, во всяком случае настолько сильного, чтобы это изменило ее жизнь. Должно быть, ей пришлось несладко с таким любовником, как Коулман. А вот он, напротив, испытывал к ней страсть. Рея вдруг охватило отчаянное ощущение бессмысленности подобных разговоров, и ему захотелось предоставить Инес ее судьбе, которая в любом случае не будет нищенской, а самому пойти своей дорогой. Инес сказала, что ей пора.

– Вы должны быть более уверены в себе, – сказала Инес на Пьяцце. – Найдите другую девушку и женитесь.

У Рея не нашлось ответа на ее слова.

Они обменялись рукопожатием.

– До свидания, Рей.

– До свидания.

Он провожал ее взглядом, пока она шла к выходу с Сан-Марко на Сан-Моизе. Ему нужно было туда же, и немного погодя он подхватил свой чемодан и пошел, но медленнее, чем Инес.

Вапоретто доставил его на Джудекку.

У синьора Чьярди Рея ждала телеграмма, которую он прочел в кухне.

В шесть вечера улетаю Нью-Йорк. Коулман на свободе. Не понимаю итальянских законов или, может быть, вас. С наилучшими пожеланиями.

Зордий

Рей улыбнулся и сунул телеграмму в карман.

– Никаких дурных новостей? Это хорошо, – сказал синьор Чьярди.

Рей сказал, что, вероятно, уедет сегодня. Нужно позаботиться о билете на самолет. Синьор Чьярди заставил его выпить стаканчик вина, потом предложил ланч – Джустина приготовила лазанью, – но от ланча Рей отказался. Он машинально отвечал на вопросы синьора Чьярди о действиях полиции, почти не глядя ни на него, ни на Джустину, но в то же время глубоко понимая их, самую их суть, их доброту, их… Рей пытался найти слово, чтобы придать своим чувствам бо́льшую определенность, и смог подобрать только «их способность прощать». Они приняли его, он доставил им некоторое беспокойство, но они готовы были видеть в нем друга. Рей, смущенный своими эмоциями, поднялся к себе в комнату и с удовольствием надел другой костюм, хотя тот и помялся в чемодане. Он собрал свой недавно купленный чемодан и снова спустился, почему-то думая о двух зубных щетках, находившихся в большем чемодане: старой зеленой и новой голубой. Они лежали рядом друг с другом, и это не давало ему покоя; он пожалел, что не выкинул старую. Он оставил чемоданы в кухне и сказал синьору Чьярди, что должен позвонить и вернется через несколько минут.

– Да, и еще швы, – добавил он, вспомнив вдруг о своей ране.

– Si, oggi![76] – воскликнул синьор Чьярди. – Я немедленно пошлю записку доктору Рисполи!