Те триста рассветов...

Набрали еще немного высоты, чтобы расширить обзор, но результат все тот же. А время шло. Штурмовики почти вплотную подтянулись к нам, точно прислушиваясь и боясь пропустить наш маневр или команду. Было похоже, что летчики «горбатых» теперь смотрели на лидера, как на бога, во власти которого была их жизнь.

В эти минуты мне нечего было сказать Лайкову, хотя я чувствовал, как он и все, кто находился позади штурманской кабины, ждали моих ободряющих слов, уверенных команд, веселых реплик. Теперь ко мне, штурману лидера, сходились нити надежды. Я же, как некая наэлектризованная машина, посылал во все стороны импульсы своего поиска, мысленно видел сквозь облака землю во всех ее подробностях: слева текла заболоченная Припять, справа в лесах петлял Неман, позади лежали Барановичи, а впереди под прямыми углами расположились Брест и Белосток. Но все это была игра моего штурманского воображения. Не будь штурмовиков, мы бы нырнули, перекрестясь, в облачное месиво и очень скоро обрели бы способность видеть реальную плоть земли. Но мы были повязаны одной цепью, разорвать которую мог только счастливый случай.

Уплывала под крыло нескончаемая бугристая равнина. Впереди, как стена, приближалось непреодолимое препятствие - фронт. Мы входили в западню…

И вот в тот миг, когда оставалось лишь одно - стать в круг, лететь было некуда, - словно по волшебству неведомый [132] голос, усиленный мощной радиостанцией, спокойно и четко сообщил:

- «Факир», «Факир-девяносто два», я - «Фиалка». Передаю для вас погоду. Севернее района посадки разрывы в облаках. Высота тысяча пятьсот. Я - «Фиалка». Прием…

Какое- то мгновение все молчали. «Не ошибся ли? Может, что-то перепутал?…» -мелькнуло сомненье. Но нет, я же отчетливо слышал: «Разрывы в облаках. Высота тысяча пятьсот…» И тут что было сил я закричал:

- Ура-а-а! Командир, ведь это Бобрики! Разворот вправо на девяносто!…

Наш «Бостон» торжественно, как сорокапушечный фрегат, развернулся на указанный мною курс. Майор Гладких подошел к нам вплотную со всей своей компанией и, прежде чем нырнуть к земле, покачал крыльями.

- Спасибо, «Факир», спасибо, лидер!… - улетели в эфир его взволнованные слова. [133]

Талисман

Тем временем в полку шла интенсивная подготовка к предстоящей боевой работе. Мы изучали район полетов, конфигурацию фронта, который стабилизировался на линии Тильзит - Ломжа - Остроленко - Варшава - Демблин, детально знакомились с характером возможных целей.

Еще в Туношном окончательно сформировался наш экипаж. Его командиром стал старший лейтенант Владислав Лайков, штурманом назначили меня, стрелком-радистом сержанта Снегова, воздушным стрелком сержанта Яковлева.

Я был доволен тем, что попал в экипаж одного из лучших в полку летчиков. Родом из подмосковного города Пушкина, Владислав до войны окончил аэроклуб. Он отличался твердым характером, волей, умел искусно пилотировать самолет, особенно в слепом полете, и имел на счету уже более 400 боевых вылетов.

Помню, в одном из тренировочных полетов по маршруту Лайков неожиданно стал набирать не предусмотренную заданием высоту и вошел в облака. Я удивился такому решению, но Владислав ответил:

- Нам с тобой, штурман, надо к войне готовиться, а не к прогулочкам в ясную погоду. На фронт летим!…

Его слова стали пророческими. Благодаря умению пилотировать в облаках Лайков сохранил жизнь экипажу в памятном полете 16 января 1945 года. Но об этом несколько позже. А пробный боевой вылет у нас состоялся 5 января. Цель обозначили просто и ясно - войска противника. Находились они в излучине реки Нарев, это северо-западнее Ломжи.

Нельзя сказать, чтобы мы были довольны первым вылетом. Волнение и недостаточная слетанность в боевых условиях привели к тому, что звенья над целью рассыпались. В результате часть бомб упала в чистом поле.

А 8 января полк был приведен в состояние повышенной [134] боевой готовности. Мы чувствовали, что назревают важные события.

Ждать пришлось недолго. На третий день поступил боевой приказ: с утра следующих суток нанести бомбовые удары по железнодорожной станции Млава, севернее Варшавы, по крупным армейским складам у Пшасныш и по аэродромам противника. В тот же день состоялся митинг, посвященный обращению Военного совета 2-го Белорусского фронта ко всем воинам с призывом образцово выполнить боевые задачи в предстоящем крупнейшем наступлении на центральном участке советско-германского фронта, нещадно бить врага, освободить от него многострадальную Польшу и вступить в пределы Германии.

Я помню, с каким удовлетворением мы встретили этот призыв. За годы войны военные советы фронтов и армий всегда ориентировали войска на решение главных задач. Но в январе 1945 года слова обращения Военного совета звучали по-особенному. В них слышался финал войны, музыка победы.