Те триста рассветов...

Через несколько минут мы вновь взяли «илы» под свое крыло. Лайков близко-близко подошел к машине майора Гладких, и мы впервые увидели лицо командира штурмовиков. Майор улыбался, показывая нам большой оттопыренный палец и два ряда безукоризненно белых зубов. Он постучал пальцем по циферблату часов и ребром ладони взмахнул вперед. Это значило приблизительно следующее: «Спасибо за все, но, пожалуйста, веди к фронту. Горючки в обрез!» «Кому что…» - подумал я, улыбаясь майору, но тут вмешался Лайков:

- Теперь «горбатые» поняли, о каких «мессерах» шла речь час назад, разлюли твою малину!…

По его тону я понял, что командир уже пережил схватку с «мессерами», она ушла в прошлое, но все же надо было разрядиться.

- Да, штурмовики молодцами оказались, - поддержал я Лайкова.

- Ха-ха-ха! - засмеялся он. - Говорит: «прикрытие»… Вот это прикрытие, черт возьми: четыре «месса» на хвосте! Еще бы минута - и крышка нашему базару.

- Дусманов, а ты чего бледный? Испугался?

- Испугался, товарищ командир… Но техника работала хорошо.

- Прекрасно работала техника! Тебе спасибо.

- Как ты догадался дать им команду «в круг»?

- А черт его знает! Само собой как-то вышло…

Так мы переговаривались некоторое время, радуясь удаче, смеясь и перебивая друг друга. А в это время новая беда надвигалась на наш потрепанный караван. Она подкрадывалась бесшумно, но неумолимо и упорно, как судьба. Никто, кроме меня и Лайкова, так осязаемо и зримо не видел эту новую опасность. Я сказал:

- Командир, впереди облачность и туман до земли.

Он ответил:

- Вижу… - И тишина.

Ненастье подступало со всех сторон. Сверху прессом нависли растрепанные, сеющие дождь облака, с земли поднималась, набухая туманом, клубящаяся стена, и с каждой минутой наш самолет словно втягивался в этот гигантский облачный мешок, сшитый конусом.

- Что будем делать, штурман? - голос Лайкова звучал почти обыденно, но я знал, с какой тревогой задавал он этот вопрос.

- Выход один: идем вверх. Впереди справа еще есть разрывы в облаках… [130]

Я заранее все продумал, других вариантов не было. II все же я выдерживал немалую борьбу с самим собой: тащить за облака семнадцать штурмовиков, не имеющих опыта полетов по приборам, - значит взять на себя непомерную ношу риска! Сейчас для нас маневр не сложен, на пути вверх есть облачное окно. Но будет ли оно в конце маршрута, когда я должен буду сказать штурмовикам: «Под нами аэродром посадки»? Этого я не знал…

- Время идет, набирай высоту, Владислав. - Теперь я уже не просил, не предлагал, а требовал.

- А обратно как? - спросил он, продолжая тянуть штурвал на себя. Я это чувствовал по носу моей кабины, который поплыл вверх, по возросшим оборотам двигателей и напряженной дрожи всего самолета.

Штурмовики поначалу никак не реагировали на маневр лидера. Они продолжали идти на прежней высоте. Действия бомбардировщика, уходящего за облака, казались майору Гладких, должно быть, безрассудными. Ведь штурмовики уверены в себе, пока видят землю. А тут вдруг предлагают дорогу в неизвестность…

- Снегов, как «горбатые», идут за нами? - спросил Лайков.

- Нет, товарищ командир, отстают.

В экипаже воцарилось молчание, прерываемое лишь гулом двигателей и треском радио в наушниках.

- Передавай на стопроцентной мощности: «Следовать за мной!»

- Не могу, товарищ командир, - потерянным голосом ответил Снегов, - передатчик разбит, работаю только на «прием».

Вновь гнетущая тишина нависла в самолете.

- Может быть, вернуться? А, штурман?…

- Поздно. Окно в облаках единственное. Подождем. Не верю, чтобы Гладких оказался последним дураком. Держать курс…

И тут вдруг, словно подтверждая мои слова, завопил Снегов:

- Идут, товарищ командир! Идут все семнадцать, как на параде!

- Ура-а! - закричал Дусманов.

- А куда они денутся… - самонадеянно бросил я, пытаясь унять дрожь в руках.

Земля с ее снежными и болотными разводами окончательно скрылась в хаосе облаков, но стало заметно светлее и просторней. Плотные облака, образовавшие коридор, как [131] будто разомкнулись на время, давая простор самолетам. Где-то очень далеко на западе светлел причудливый облачный занавес, пронизанный слабыми лучами невидимого солнца. Он светился надеждой, этот солнечный осколок в море свинцово-тяжелых, отягощенных снегом облаков.

Несколько отставшие штурмовики теперь были хорошо видны нам на фоне бугристой облачной равнины, уходящей за горизонт. Я не волновался за точность своих расчетов, хотя и сделал их приблизительно методом штилевой прокладки. Другая забота целиком овладела всем моим существом: как найти способ через тридцать две расчетные минуты вывести штурмовиков под облака?

Я сбросил лямки парашюта, засунул за распределительный щиток карту, ветрочет, штурманскую линейку, планшет с бортовым журналом - все это сейчас не имело значения, и, забившись в остекленный нос кабины, упершись коленями в металлические ребра обшивки, не ощущая боли и давящего на голову потолка, все смотрел и смотрел вперед в надежде увидеть хотя бы один спасательный просвет.