Те триста рассветов...

- Девушка, какой циклон? Посмотрите, вокруг прекрасная погода, - затянул я обычную штурманскую волынку.

Но прелестные глаза даже не скосились в мою сторону.

- Здесь прекрасная, а в районе Припяти низкая облачность, снегопад и фронтальный туман. - Ее нисколько не тронул мой доброжелательный тон и поза завзятого кавалера. [122]

Именно в этот момент наша жизнь начала делать крутой непредсказуемый поворот. Он начался с гулкого топота радиста Снегова в дюралевой утробе нашего бомбардировщика. Наконец радист вывалился на снег и заорал так, что прекрасный метеоролог шагнула в сторону:

- Товарищ командир! Штурмовики на подходе, садиться здесь не будут. Просят вас на связь.

Мы бросились к радиостанции. В наушниках торопливо и напряженно бился голос ведущего группы штурмовиков:

- «Факир-девяносто два», я - «Малина-десять». Как меня слышишь? Садиться не буду. Пройду над точкой. Взлетай! Встретимся в воздухе. Как понял? Я - «Малина-десять»…

«А как же плохая погода, атмосферный фронт, запрет Сапунова?» - лихорадочно думал я, вглядываясь в самолетный передатчик, словно это был ведущий штурмовиков. Но Лайков оказался расторопнее меня, он уже принимал решение:

- Вас понял, «Малина-десять»! Когда будете над точкой? Я - «Факир-девяносто два». Прием.

Пауза, шипение, треск радио в наушниках, затем быстрая скороговорка штурмовика:

- Минут через пятнадцать. Взлетай, бомбер, взлетай, друг! Какой у тебя номер на борту?

- Сто три, мой номер сто три. Как понял, «Малина»?

- Понял тебя, дорогой. Сто три. Взлетай…

Даже самый лаконичный радиообмен может о многом рассказать. Штурмовик в силу каких-то неизвестных нам обстоятельств взял на себя инициативу, принял неожиданное решение и отчаянно призывал нас последовать его примеру. В его решении явно недоставало важнейшего звена - лидера. Отсюда взволнованный, чуть ли не умоляющий голос, не предусмотренное правилами радиообмена слово «друг», несколько раз повторенная просьба: «Взлетай, взлетай…»

«Ну, что будем делать? Взлетать запретил Сапунов, но бросить штурмовиков на съедение циклона - преступление, пропадут ребята. Что делать, штурман?» Все эти вопросы я в одно мгновение прочел в серых настороженных глазах командира. Но ответить не успел. У самолета остановился аэродромный грузовик - персональная машина Сапунова.

- Дусманов, запускай! - успел крикнуть Лайков механику и шагнул к машине.

Комендант вышел из кабины и, сощурившись, оглядел наши растерянные лица. [123]

- Я слышал ваш разговор с «Малиной». Штурмовикам посоветовал садиться. Не послушали. На фронт, видите ли, спешат. Их дело. Я за них не отвечаю. Вам же взлет запрещаю из-за погоды.

Мы молчали.

- Я не хочу из-за вас садиться в тюрьму. Понятно? - повысил голос Сапунов. Куда делся его спокойный, взвешенный тон. Перед нами стоял вконец издерганный делами и бессонницей человек.

В это время начал вращаться винт правого мотора. Из его патрубков пыхнул голубой дымок, и лопасти винта вдруг исчезли, превратившись в сверкающий диск. Хорошо запускается «Райт-циклон»! Сапунов в недоумении и гневе глянул вверх на равнодушное лицо Дусманова. Затем он махнул перчатками Лайкову, и они скрылись за бортами грузовика.

Уже устроившись в кабине, пристегнув парашют, ларингофоны, разложив карту и включив радиосвязь, я увидел через плекс, как комендант, прильнув к уху Лайкова, что-то говорил ему, а Лайков в ответ кивал головой и водил пальцем по карте. Вот они пожали друг другу руки, Лайков защелкнул планшет с картой и, улыбаясь, покачивая головой, быстро зашагал к самолету. Уже в воздухе на мой вопрос он загадочно буркнул:

- Сапунов летчик, а не заскорузлый бюрократ. Запиши новые данные радиостанции в Барановичах. Нам повезло. Он быстро сообразил, что отвечает лишь за нас, а мы летаем по приборам и плохая погода нам по плечу.

Лайков говорил о нашем везении, словно мы уже миновали все опасности полета, а не шли им навстречу. Но мы находились в воздухе - назад возврата не было. Что толку рассуждать о прошедшем? Теперь надо работать.

…Как и положено штурману, я первым увидел штурмовиков. Впереди и несколько правее неслись почти над самой кромкой леса три ряда узких темных черточек. В душе честолюбиво порадовался точности своих расчетов.

- Вижу «горбатых», - передал я Лайкову, - смотри правее по курсу, над лесом.

- Ага, вижу, - ответил Лайков и тут же включил радио: - «Малина-десять», я - «Факир-девяносто два». Вас вижу. Курс и высоту не меняйте. Занимаю свое место. Как поняли?

- Вас понял, вас понял! - радостно зачастил ведущий штурмовиков. - Курс не меняю. - И вдруг совсем не по правилам: - Здорово, бомбер, гору с плеч снял! Спасибо, друг!… [124]

- Благодарить потом будешь. А сейчас слушай внимательно: идти плотной группой, не растягиваться, не размыкаться. Дистанция триста метров. Впереди два препятствия: «мессеры» и плохая погода. Действовать только по моей команде. Как понял?

Штурмовик довольно долго молчал, словно уясняя вводную лидера. Лайков собрался уже повторить сказанное, как вдруг в наушники ударил густой и сильный голос наземной радиостанции: