Tear You Apart (СИ)

Лицо Яки, ничем не отличающееся от лица Лены, что стояла напротив него, исказилось в жалостливой гримасе, после чего, по щекам беспорядочно потекли слезы. Руки Лены инстинктивно легли на чужие (осознавалось причудливо) плечи, и ладони тут же ободряюще сжались, выражая этим свое сочувствие и некую заботу. Тот перестал плакать и сжал зубы, приподнимая зареванные глаза.

- Это нормально. Я не держу на тебя зла.

- Я говорил Сомбре плохие вещи… я навлек на нас все это.

- Яки, совершать ошибки - это вполне нормально. Главное – не отворачивайся от меня и просто поверь. Я хочу жить в мире с тобой. Ты – мое второе сердце. Мы умрем друг без друга.

Они посмотрели друг другу в глаза – абсолютно одинаковые и в то же время такие разные. Лене даже было чертовски интересно – как именно «Якорь» выглядел до того, как принял и вжился в облик ее самой. Увы, видимо, узнать это никогда не удастся. Главное сейчас было то, что между ними, кажется, настал некий покой. Равновесие. Понимание.

Но мгновением позже в глазах Яки отразилась растерянность и небольшой укор.

- Как ты могла терпеть все это? Как у тебя хватает сил прощать всех этих людей? Я жил в твоем теле, где не было моей силы. Ты слабая. Люди все такие слабые. Но ты все равно никогда не сдавалась. Все равно терпела унижения и боль. Как ты нашла в себе силы, если ты такая слабая? Ты была одна, без родителей; твои лучшие друзья предавали тебя;возлюбленные изменяли и обманывали. Я не смог выдержать даже малой доли того, что ты пережила и поддался желанию убить Менгеле. Ты же… не такая.

Лена лишь испустила смешок и невольно почесала затылок в некотором подобии задумчивости. В конце концов, не найдя каких-то разумных объяснений, Лена просто проговорила:

- Просто я такая, какая есть. Ты чужой в том мире, где живу я, а я безусловно лишняя в твоем мире. Да, ты прав, я не такая. И каждый на свете «не такой». Все уникальны и в то же время похожи. Как мы с тобой: имеем одинаковую внешность прямо сейчас, тогда как на самом деле это ведь совсем не так. Все это время я словно дремала и видела сон, не в силах проснуться. Сон о тебе и о том, как ты живешь в моем теле.

Яки потупил глаза вниз, издал некое подобие скулежа и всхлипа, в необъяснимом для него жесте беспомощности, уткнулся в плечо Лены. Как ребенок, ищущий успокоение и заботу. Получив от Лены поглаживание по спине и затылку, он судорожно выдохнул и завыл, окончательно уподобляясь образу дитя, что находился в руках матери.

- Ты помнишь историю - «Маленький Принц»?

- Угу…

- «Мы в ответе за тех, кого приручили», помнишь? Я за тебя в ответе, Яки. Я тебя не брошу. Мы всегда будем вместе. Друг без друга нас просто не станет. И я не знаю, услышим мы друг друга снова, но просто знай, что больше нас никто не обидит.

- Обещаешь?

- Обещаю.

***

Наверное, подобное чувство злого торжества и превосходства Вдова ощущала впервые. Оно растекалось по телу живительным теплом, заставляя ощущать уколы удовольствия каждой клеточкой своего существа. Француженка практически смеялась от восторга, но сдерживалась, все еще помня о том, что на месте, где когда-то восседала она сама, сейчас находилась Лена.

- Отключай. Живо. - Вдова говорила спокойно, но требовательно, безмолвно говоря этим, что стоит Менгеле воспротивиться, как его конец настанет раньше.

Пожилой врач мелко дрожал еще с тех пор, как он заслышал позади себя пробирающий голос. Когда же к его затылку прижалось острое лезвие какого-то предмета – сомневаться в том, что он в ловушке уже не приходилось. Кнопка тревоги была предусмотрительно кем-то отключена, и паникующий разум на остатках здравомыслия осознавал, что этому поспособствовала Сомбра. Чертово трио, стоящее поперек его глотки!

Он нервно дернулся, ощутив то, как острое лезвие царапнуло его затылок и приняв это за явное недовольство Вдовы, ему пришлось подчиниться. Дрожащими руками он прекратил весь еще не начавшийся процесс и выключил саму панель, пока шлем на голове Лены, в том числе и кандалы на кресле, со звучным гулом и щелчком не разомкнулись. Окстон оставалась без движений, все еще усыпленная препаратами и то, что она жива говорила лишь ее мерно вздымающая от дыхания грудь.

Вдова мрачно устремила взгляд к камерам, огоньки которых все еще горели фиолетовым цветом, и все-таки схватила практически несопротивляющегося врача за шкирку, толкая его в сторону одной из кушеток. Наивно считающий себя в безопасности, Менгеле не взял с собой чего-либо для самозащиты. Тем более, подобные вещи очень мешались в процессе тонкой работы. До старого доктора доходило вполне примитивное, но от этого не менее ужасающее осознание, что это его конец. Страх гулял по его жилам, но вместо криков и паники – его сковало оцепенение. Смертельное смирение, походящее в какой-то мере на транс.