Театр души

Я попросила Анжелу рассказать мне побольше про стирку одежды. Она казалась удивленной моим запросом, но ответила, что тратит каждый день на это от одного до нескольких часов, — она, которая все другие хозяйственные заботы переложила на постоянную прислугу, и во сне не видела, чтобы доверить ей такую деликатную задачу. Я заметила, что стирка, кажет ся, очень для нее важна, и спросила, что она думает об этом. Первой реакцией было быстрое отрицание.

Анжела: Нет! Она не особенно меня интересует — ах, ну как это сказать, да, я никогда не надеваю ту же одежду два дня подряд. Я себя так нехорошо чувствую.

После долгой паузы Анжела продолжала.

Анжела: Знаете, мне действительно нравится стирать одежду: это для меня не проблема, а настоящее удовольствие. Правда!

Поскольку мы никогда не были так близки к телесной реальности Анжелы раньше, и поскольку в ее дискурсе прозвучал намек невротической силы, я спросила, не расскажет ли она мне побольше об этом, и стала делать записи.

Анжела: Ну, это словно отмершие клетки на моей коже ... (Анжела зашептала, как часто делала, когда ее чувства казались ей непередаваемыми.)... хуже, чем грязь... (Голоса стало почти не слышно, словно и мысль, которую она сообщала, тоже исчезала. Помолчав минуту_у она опять подняла тему стирки.) Знаете, мне действительно нравится стирать свою одежду; это не проблема.

Пораженная ее настойчивостью, я сказала, что она словно настаивает на этом ежедневном удовольствии, и спросила ее, будет ли она как-то расстроена, если ей помешают стирать. (Я просто вцепилась в этот значимый фрагмент плотской реальности, намекающий на вытесненное содержание фантазии.)

Анжела: О да! Я ужасно бы расстроилась — фактически, я в панике, когда бы это ни случалось.

Она стала подробно рассказывать о мерах предосторожности, которые она предпринимает, отправляясь гостить к друзьям или в долгое путешествие на яхте. В одном маленьком тазике с водой она умудрялась перестирывать все каждый день. Затем она замолчала, словно мои расспросы беспокоили ее, но я продолжала эту многообещающую линию расследования.

ДжМ: Это чувство паники, когда меры предосторожности не удаются, как Вы думаете, отчего оно? Что Вы воображаете в такие моменты?

Анжела: Э-э-э... я никогда об этом не думала ... Вот! Я только что подумала кое о чем, о чем не вспоминала годами. Они показали мне горшок, полный их. Тонкие, белые, ужасные! Только подумать, что все это было внутри меня, жило там, а я даже не знала!

Ее слова напомнили мне, как она много раз говорила о своем страхе, что другие вторгнутся в нее, ужасе, что они (или я) «завладеют ею». Я часто спрашивала себя, почему в ней таятся такие тревожные мысли об утрате субъективной идентичности, когда она находится рядом с другими. Я записала, что люди и глисты, кажется, завладевают Анжелой одинаково. Есть ли бессознательная связь между людьми и червями? Помолчав, она продолжала:

Анжела: Да, надеванная одежда! Вот на что она похожа. Прямо как эти черви. Ужасно!

Мои собственные ассоциации помчались вперед. Меня особенно поразила перестановка в сцене ужаса. То, что раньше было внутри (черви), теперь оказалось снаружи: одежда Анжелы загадочным образом была чревата червями-ужасом. Представляла ли собой одежда кого-то, кто может коснуться ее кожи? Испачкать ее? Покрыть ее «мертвыми клетками»? Возможно, она связана с ее родителями, умершими, когда она была еще маленькой? Фактически, Анжела чувствовала их очень живыми внутри себя, «словно спаянными вместе», говорила она не раз, — удивительные, драгоценные, высоко идеализированные «грандиозные» образы. Мы давно решили, что важной частью ее потребности в одиночестве было чувство, что она наедине с ними, как это было в детстве, перед их смертью. Однажды, когда я спросила ее о них как о сексуальной паре, она ответила, что это абсурдная идея. Они были эфирными созданиями, бесполыми и бестелесными. Эдипальная структура Анжелы казалась сплошным пробелом.

Сессия на следующий день.

Анжела: Действительно странно. Я думала о вчерашней сессии несколько часов. Стирать одежду — не просто удовольствие. Я всю жизнь стираю вещи, как сумасшедшая. Все мое детство в этом прошло. Я должна дойти до сути! Это не просто страх грязи; еще нестерпимее форма одежды, которую уже носили. Вроде как застывшая и закругленная. Напоминает мне, как я сломала руку, когда была маленькой. Меня это не беспокоило, пока они не сняли гипс, а тогда — ужас от этого вида гипса, который застыл круглым. Я думала, меня стошнит. Пока не видишь этого, не осознаешь.

ДжМ: Не осознаешь чего?

Анжела: Ну одежду же. Чувствуешь себя в ней прекрасно, она сливается с твоим телом, окутывает тебя. Но снятая, особенно на следующее утро, она словно меняется за ночь. Фу! Мне надо выстирать ее немедленно.