Театр души

Ко мне вновь вернулись фантазии прошлой сессии: одежда, которая заняла место людей, которые «сливаются с твоим телом». Но эти «люди-одежда» «меняются за ночь». Может, это мать, загрязненная и измененная отношениями с отцом? А что значит — «пока не видишь, не осознаешь»? Я повторила эти слова, добавив, «что одежда, которая касалась нашего тела и окутывала нас, потом меняется?» Словно и Анжела тоже думала о материнских метафорах, она живо ответила:

Анжела: Это заставило меня подумать о коже матери. Она вызывала у меня отвращение, я не могла вынести, когда она дотрагивалась до меня. К счастью, она была не из тех женщин, которые все время тискают детей. При мысли, что вокруг меня обвиваются ее руки, мне делается противно.

ДжМ: Словно она грязная?

Анжела: Вот! Словно одежда!!!

ДжМ: Наша одежда немного похожа на мать нашего детства. Матери выбирают нашу одежду, надевают ее на нас, пока мы маленькие, и остаются отчасти с ней связанными.

Анжела: Надеванная одежда, вся круглая и неряшливо выглядящая. (Анжела рисует в воздухе что-то, напоминающее, скорее, кувшин для вина, чем одежду.) Фу! Прямо, как мерзкое тело матери. (Она опять рисует что-то круглое в воздухе, на этот раз заставляющее меня подумать о большом животе, и животике маленькой Анжелы, полном червей.)

ДжМ: Эта круглая форма, которую Вы обвели, выглядит, скорее, как тело, чем часть одежды. Тело, полное червей? Как животик Анжелы? Или детей, как живот матери?

Анжела: Фу! Мысль о беременных женщинах мне противна. Мне гадко видеть их, а мысль, чтобы дотронуться до живота беременной женщины... ну, уж этого со мной никогда не случалось. Почему же я подумала об этом?

ДжМ: Мать была несколько раз беременна, пока Вы были маленькой.

Анжела: (почти неслышным шепотом) Все это... слишком ужасно... (Снова жестикулирует, на этот раз — словно отгоняя болезненную мысль.) И подумать только, что я никогда не хотела забеременеть; у меня годы ушли на то, чтобы принять идею, что «это» будет расти во мне. Точно то же чувство, как с глистами. Фу! Росли во мне. Я должна была делать все возможное, чтобы убедиться, что «это» не попадет ко мне в тело. (Долгая пауза.) Это мать, беременную, я не могу вынести? Словно я должна это смыть? Да, все, что извивается внутри — гадость! Когда я была маленькой, я считала, что в женщин «это» попадает, когда они съедают что-то живое. Я что, думала, что они едят червей? (Долгая пауза.) Когда я говорю червей, я думаю больше о тех червях, которые едят трупы. Они совсем другие.

ДжМ: На что они похожи?

Мое воображение отправилось к мысли о мертвых родителях Анжелы. Я подумала в первый раз, а что если за тяжелой анорексией ее детства и ее взрослым отвращением к пище вообще скрывалась фантазия, что она ест мертвых родителей или содержимое живота матери — детей, фантазия, явно связанная с сегодняшней сессией про глистов. А был ли где-нибудь на горизонте отец-червяк? Ассоциации Анжелы про глистов и других червей, трупных, указывали в этом направлении.

Анжела: Я всегда представляла этих червей, как дождевых. А на дождевых я любила смотреть, как они выползают из земли, все ро-зовенькие. Гораздо менее отвратные, чем эти мерзкие глисты! Они не извиваются повсюду. И они всегда по одному.

На французском «солитер» означает еще и «одинокий». Об этом «одиноком червяке» я и спросила Анжелу.

Анжела: Господи, да! Наша кухарка как-то сказала мне, что солитер может выползти изо рта, и что однажды она поставила блюдце с молоком, чтобы поймать его, а когда он стал вылезать, отрубила ему голову. О да! Я вспомнила теперь, что я так же боялась подцепить солитера, как и глистов. Я держалась от всех подальше, от страха их подцепить. Я боялась даже дотрагиваться до людей. Фу, я подумала, как однажды мне пришлось мыть сестре голову. Она меня попросила, и это была настоящая пытка. (Я про себя думаю, не равнялась ли бессознательно маленькая сестра «глистам» из материнского тела.)

А теперь тот же ужас с беременными женщинами. Меня ужасает мысль, что кто-то из них мог бы обвить меня руками. Но мать никогда так не делала. Я заболеваю даже от разговоров женщин о своей беременности. (Долгая пауза.) Это как-то стыдно — такая чувствительность. Ужасно. Голова от этого кружится. (Начинает шептать.) Мучительно... не могу об этом думать... теряюсь...

Видя ее расстройство и непонятные движения, я предложила ей сказать точно, что же вызвало эту внезапную вспышку тревоги.

Анжела: Когда тебя заставляют в этом участвовать... ты «этим» и становишься. Замешиваешься в их историю.

ПОЯВЛЕНИЕ ЭДИПАЛЬНОИ ОРГАНИЗАЦИИ